До и после рождения Сталина | страница 8



Утром я проснулся посреди комнаты, по которой были разбросаны разные вещи, на полу валялось старое постельное болье и мелкие сентиментальные штуковины, которые выпали из той металлической коробки с пачкой сигарет, когда я доставал ее в темноте на ощупь. Монеты собранные из разных путешествий, билеты от автобусов, самолетов поездов, которые я сохраняю на память и потом использую как закладки в книгах. Комната выглядела будто в нее залетело торнадо. Прибираться уже не было времени, нужно было ехать на вокзал. По пути в ванную я еще раз взглянул на кухню: да уж, ваза с фруктами, очень мило. Я почистил зубы и полетел вниз по лестницам. На улице была моя любимая погода: небо, белое как молоко, 15 градусов, не холодно, не жарко. Чудесный май, уже все вокруг в зелени.

В Питере тяжело не думать. Это город вечной рефлексии. Все вокруг помогает тебе постоянно погружаться в мысли. Длинные эскалаторы, старые шумные вагоны и остановка в гробовой тишине посреди тоннеля, по моим ощущениям, где-то прямо под Невой. О чем еще я мог думать этим утром, кроме как о ней. О том, что мне в ней нравится и почему меня так к ней тянет. Дурацкое слово аура, но кажется, правда вокруг некоторых людей что-то витает! Что-то что чувствуешь оказавшись рядом. Может быть эта сущность складывается из разных мелочей как из кирпичиков.

Ее фигура, даже не стройная, а по мультяшному утрированная. Большая живая тимбертоновская кукла, с длинными рукам и ногами и большим красивым ртом. Кажется, такие выразительные рот и губы можно только нарисовать. По крайней мере, вы бы так думали если бы никогда ее не видели. Но это не так важно, ведь у нее была какая-то сумасшедшая харизма. Я помню вечер когда мы впервые увиделись, и то впечатление которое она на меня произвела, она все таки произвела когда начала говорить:


Привет!


Вот этот голос, здесь на третьей платформе второго пути. Свитер с высоким горлом, джинсы, волосы в пучок и маленький чемодан на колесах, который я уже катил по мраморному полу вокзала. Она улыбается, смотрит в глаза, веселая и легкая. Просит прощения за что-то. Я говорю, что ничего, все хорошо, а сам пытаюсь понять, за что именно: за ту часть, где по моей версии было хорошо или за ту, где опять же по моей версии все пошло не очень. Ну, думаю, если приехала, значит за ту, где все пошло не так. Иначе, зачем было приезжать?

Мы зашли в крошечный лифт и я в шутку обнял ее, якобы, это лифт, чтобы сломать лед между незнакомцами: в него едва помещалось два человека. Да, я обнял ее в шутку и быстро отстранился, но она притянула меня обратно. Лед действительно сломался.