Команда двухмачтового брига, отплывшего пять недель назад от унылых берегов сонной земли, была близка к бунту. Ропот и недовольство, раскручиваемые по спирали, все ближе подходили к точке кипения, подталкиваемые протестными выходками некоторых матросов, которые по одиночке или группами не более трех человек стали незаметно покидать корабль, зачастую предпочитая вплавь добираться до едва заметных на горизонте очертаний земли, от которой они еще недавно отчалили, воодушевленные предстоящим путешествием. Недовольство объяснялось тем, что бриг, спустив паруса и бросив якорь, больше месяца стоял на одном месте, едва выйдя из расположения бухты. Внезапный штиль, который резко свел на нет развитую скорость, заставил капитана раздать соответствующие команды в ожидании благоприятных условий. Но спустя несколько дней ветер так и не появился, а капитан без каких-либо объяснений заперся в своей каюте и больше не показывался на глаза команде. Все попытки старпома добиться каких-либо распоряжений сводились только лишь к получению глухих односложных ответов из-за массивной дубовой двери, что, по крайней мере, говорило о том, что капитан еще жив.
Апатия высшего чина быстро передалась рядовым членам корабля и вскоре переросла в нескрываемое неподчинение корабельным офицерам, которые, опасаясь худшего, в одну из темных ночей тайком спустили за борт арсенальные запасы, благоразумно вооружившись лично и припрятав два бочонка пороха в кают-компании. Однако такие меры не стали сдерживающими по отношению к подчиненным. Напротив, их недоверие и враждебность усилились настолько, что они при встрече с офицерами на палубе стали подавать весьма недвусмысленные знаки, выразительно проводя большим пальцем руки по своему горлу. В конечном счете, совершенно утратив управление разнузданной командой, офицерский состав был вынужден укрыться в кают-компании, грозя подорваться с помощью припрятанного пороха, если недовольные не успокоятся и не приступят к исполнению своих прямых служебных обязанностей.
Очередным безветренным утром зачинщики, собравшись на палубе в окружении подавляющего числа командного состава, оживленно обсуждали варианты своего дальнейшего поведения, все больше склоняясь к тому, чтобы взять штурмом запершихся офицеров, после чего перевешать их всех на реях. Усиливающееся ощущение безнаказанности, из-за которого уже не воспринималась всерьез разумная степень риска подрыва корабля, раскаляло матросов и толкало их на безумное преступление. Именно в тот самый момент, когда формировался штурмовой отряд, состоящий из отчаянных голов, со стороны палубы полуюта раздались громыхающие шаги и уже успевший позабыться надсадный голос капитана:
