Маркизет | страница 16
Приехали по весне. Дом опустел. Двор зарос. Хоть война сюда и не дошла, не перемесила и не пожгла всё живое и неживое, но задела чёрным крылом, напилась жизней. Сходили на погост, помянули родителей. Машка смотрела на поля, на овражки, на кусты сирени, на просохшую дорогу. В вышине крутил свою песню жаворонок. Кричал петух у соседей. Ясное небо смотрело на неё. Дом её узнал. Чего ещё надо? Своё.
5
Хорошо
Она проснулась до рассвета, поджала захолодевшие ноги, пошарила рукой – всё мокрое, в росе. Раскидала сено, поднялась. На бледнеющем небе догорали звёзды. В курятнике голосили петухи.
Машка зябко поёжилась и поспешила к дому. Солнце ещё не взошло. Высоко в ветвях перекликались птицы. На пороге остановилась – хорошо! Седые от росы травы низко склонились, от деревьев тянуло сыростью и землёй. Овраг и речка тонули в тумане.
Сначала пошла посмотреть на детей. Мальчик свернулся в калачик и закутался в одеяло. Девочка широко раскинулась, утонула ногами в траве, смутно улыбалась кончиками губ. Машка заботливо накинула одеяло ей на ножки.
Набрала дров из поленницы, неслышно прокралась в комнату и, стараясь не шуметь, затопила печь. Посмотрела на гостей. Спали крепко. Настя похрапывала.
Прокралась к столу, быстро сотворила пресное тесто, накатала лепёшек, заварила чай. За окном поднималось солнце. По огороду ползла дымка. Огонь в печи весело трещал. Машка принесла свежих яиц и взбила их с молоком.
А женщины всё спали. Машка сидела и смотрела на них. Смотреть на них ей было приятно и легко. И где-то далеко в потёмках её странной головы шевельнулась мысль: «Хорошо. Вот бы так было всегда».
Завтракали неторопливо – поезд был ещё не скоро.
– Ох и вкусно, Машка!
– Красота тут у тебя.
– Красота… так приезжайте, любуйтесь. Или хоть этих оставьте, всё им не в городе коптеть. Пока тепло, места хватит.
– Бабуль, а можно?
– Куда тебя одну? Ты кого хошь с ума сведёшь.
– Машк, а твои-то внуки как? Приезжают?
– Ну, а то! Бываают.
– Сколь их у тебя?
– Ой! – Машка махнула рукой.
– А детей-то сколь было?
– Детей-то? Это живых? Семеро. Четыре девки да три парня. Сын вон только рядом, остальные… – и снова махнула рукой – дескать, я и сама не знаю.
– Машк, а вообще? Детей-то было?
– Шестнадцать.
– Эвон! Куда сколь?
– Да кто меня спрашивал…
У железнодорожного полотна дети обнаружили заросли ежевики. Колючки больно цепляли кожу, но соблазн был велик – ягоды висели крупные, умытые, блестящие, лопались в руках, растекались во рту кисло-сладкими чернилами, оставляли пятна на одежде. Дети ойкали, хихикали и всё хватали и хватали, жадно напихивали в рот, едва успевали жевать, глотали почти целиком.