Не обошлось, без очередного калабродничества и у Митьки Кочеврягина, побывав в гостях у тестя, он в сильном хмелю выбравшись на улицу, горланил во всю улицу: с кем бы подраться! Охотник (тем более под пьяную руку) нашёлся. Шёл по дороге мимо подвыпивший Николай Ершов. Вспомнив Митькину обиду, смекнув, что случай отомстить ему подвернулся, он злонамеренно подошёл к Митьке сзади.
– Это ты напрашиваешься отведать моих кулаков фунтовиков? – вызывающе спросил Николай Митьку
– Хрен тебе в правый глаз, чтобы левый не моргал! – скороговоркой проговорил обернувшись к Николаю Митька. Тогда, не говоря ни слова, Николай размахнувшись сильно ударил Митьку по боку. Завязалась драка. Но слаб хилый Митька, против кряжистого Николая. Драка закончилась тем, что из Митькина носа, на вмятую ногами землю закапала кровь. Николай, трубя победу, с самодовольством удалился, а Митька, крикливо ругаясь, угрожая с досады разодрал на себе рубаху, до самого пупка.
Разбушевавшегося Митьку в избу вволокли втроём: жена Марья, мать, и его брат Колька.
– Напоролся до свинства, а теперь ломаешься и вычупендриваешь из себя! Свою дурь показываешь!? – упрекала его осмелевшая и обозлённая своей судьбой жена Марья.
– Кольк, крути ему руки, а я верёвку возьму! Давай ею свяжем!
И одолев сопротивление Митьки, они связали его лопатной верёвкой.
Митька, поняв, что в семье появились сильные Колькины руки, решил про себя: «Эту пьяную кутерьму надо бросать!».
– Да твоему-то пьянству будет, когда конец-то или нету! И когда ты, только, досыта напорешься или уж до смерти опоришься! Развязал бы мои ручонки – вот до чего надоел ты мне со своим пьянством! – укоризненно наговаривала Митьке, Марья, измучавшаяся в своей недолгой замужней жизни, глядя в упор на связанного мужа, у которого на окровавленном носу бродили мухи.
В ответ Митька, что-то пьяно и бессвязно бормотал.
– Ты не гмыкай, говори толком! Не вычупендривай, нам ведь некогда с тобой тут валандаться-то. Вон в зыбке ребёнок плачет! Его почистить и успокоить надо, а ты напоролся как свинья и гмыкаешь. Вот возьму, да и выволоку тебя в сени. Раньше я за тобой ходила, ухаживала, а теперь фигу. Хоть подохни пьяный на улице – не подойду! – натерпевшись и настрадавшись, осмелевшись, наступательно угрожала Марья Митьке.
– Дался в картёжную игру, да в пьянство и думает больше на свете заняться нечем.
А ночью, лежа на одной кровате с Митькой, Марья решила наболевшись, всё высказать ему:
