– Распряги лошадь и ссыпте картошку в подпол, – повелительным тоном, приказал отец, а сам поспешил в избу погреться. Приехавшие с отцом из поля Манька и Ванька уже сидели на печке и отогревали закоченелые руки и ноги. Их безжалостно продержал отец в поле так до поздна, стараясь доперепахать последний загон.
– Эх, чай Вась и назяблись в поле-то, дождик-то вон какой, хлещет! – сочувственно и с жалостью к сыну, обратилась бабушка к Василию Ефимовичу.
– Я-то ладно, да вон Манька с Ванькой, чай сильно перезябли, – отозвался отец.
– Вон они отогреваются на печи, полезай и ты погрейся, – проговорила ему мать.
Мать с жалостью посмотрела на иззябших детей, но видя, что второпях вошедший в избу отец, тоже изрядно передрог, и по его насупленных бровей поняла, что он не в духе, не стала ни о чём их расспрашивать, скрывшись в чулане застучала ухватками, вынимая из печи щи, готовилась к подачи пищи на стол к ужину. Василий ужинать не стал, а с присущей ему сердитостью, крикнул жене:
– Подай мне бельё, я в баню пойду! – Взяв бельё с лавки, он отправился в баню.
Минька распрягши Серого, пустил его в хлев, и вместе с Санькой ссыпав с телеги картофель в подпол, вошёл в избу.
– Что как мало наперепахивали? – спросил Минька у греющихся на печи Маньку с Ванькой
– А её вовсе мало там было, картошки-то, – ответила Манька
– Это только папина жадность, продержала нас в поле так допоздна, на таком холоду. Нас с Ванькой чуть не заморозил!
– Чёрт его знает, что у него за жадность такая. Весь век, из-за каких-то трёх мешков картошки готов ребятишек заморозить! – выглянув из чулана, горестно проговорила мать.
В скором времени из бани пришёл отец, он проворно забрался на печь отдохнуть, после трудов и бани. В парной теплоте бани, во время мытья и бритья, он смяк, повеселел душой. Грея мокрую спину на горячих кирпичах печи он спросил, не обращаясь ни к кому:
– Самовар-то поставили? Что-то пить очень хочется, а холодную воду пить, после бани боюсь.
– Поставили. Скоро поспеет, – ответил Санька, улезая по лестнице в верхнюю избу, чтоб следить за поспевающим самоваром.
Бабушка Евлинья, сидела в верхней избе на диване, она, молча, погрузившись в раздумье, изредка посматривала на шумевший около трубы самовар.
Санька, подойдя к самовару, щелчком пальца постучал по его горячему боку, определив, сказал:
– Скоро поспеет!
– Снимай трубу-то, а то самовар-то уйдёт! – предложила бабушка Саньке.
– Не уйдёт! Я дверь-то крепко притворил, – шутливо ответил Санька.
