Николай, наблюдая эту соблазнительную картину, с дрожью в ногах, сдержанно и преднаслаждённо глотал подкатившуюся к горлу сухомань. «Вот бы приладиться, да поцеловать», – подумалось, несколько растерявшемуся в нерешительности Николаю. В искушении, он неуверенно шагнул к кровати, с намерением воспользоваться подходящим моментом. Лежащие вповалку, на разостланном полу, соломенном тюфяке, ребятишки, внезапно завозились, заёрзали по тюфяку. Стаскивая друг с друга материн кафтан, заменяющий одеяло. Каждый из малышей старался одеть свою оголённую во сне жопёнку. Не в состоянии подавить в себе приступ невольного чихания, Николай, сдержанно чихнул в ладонь. Получилось нечто получихания и полукашля. Встревоженная Татьяна, по-лошадиному всхрапнув, мгновенно проснулась. Судорожно метнув глазами на вошедшего. Её руки поспешно бросились к покрывающей её тело ватоле, натянув её до самой шеи. Николай взором невольно уловил, как от судорожного движения Татьяниных рук, её голая грудь шмыгнула в широкую проредь рубашки и скрылась. Впросоньи, Татьяна, невнятно пролепетала молитву и затвердевшим во сне языком, тревожно спросила:
– Кто тут?
– Эт я! – не сказал, а прошептал Николай. – Я к тебе с просьбой! Не подоишь ли нашу корову? Анна-то у меня захворала! У Кузьмы я уже спросил. Он мне велел тебя разбудить.
– Сейчас приду! – сиплым ото сна голосом, пробормотала она.
Татьяна, привстав на постели невольно потянулась, несколько приподняв вверх голые, полные руки невольно обнажив при этом подмышечную волосяную поросль. Её одолевала позевота. Вытирая у рта выпавшую, во время сна, беловатую слюну, она сонно проговорила:
– Я-бы, и без разрешенья Кузьмы пришла. В шабровом деле, выручать друг дружку надо! Я сейчас, только вот соберусь и приду.
Николай, по-солдатски повернувшись на одном месте, направился к двери, робкими от волнения ногами затопав по ступенькам крыльца – ушёл.
Татьяна, выйдя на улицу, хриповатым со сна голосом, приказала мужу:
– Кончишь поливать – наколи дров, я приду печь затоплять стану.
Развалистой походкой, не торопясь она направилась к Николаеву дому приминая ногами росистую придорожную траву.
Взяв, из рук Николая, дойницу Татьяна усевшись под корову, принялась доить. Тонкие, косые, белые молочные струйки, стремительно брызнули в дойницу, со звоном ударяя о дно. По мере наполнения дойницы, звуки стали глуше – пенистое молоко заполнило дойницу до самых краёв. Искусно перебирая соски коровьева вымя, Татьяна с затаённой улыбкой про себя размышляя думала: «сказать или не сказать? Нет не скажу – не смею!»
