Я объяснила Оле, что это такое, но ей казалось, что это просто мультики. Я же внутри холодела, настолько эта пошлость не вязалась с нашей с Олей ситуацией, с нашими чувствами. Как будто увидела нас взглядом постороннего человека.
«Мне тоже это не нравиться, но что я могу сделать? – говорила она про дочь, и стала успокаивать меня – Это со временем пройдет, у нее просто сейчас такой возраст».
«Знаешь, мне страшно, мы как-то неправильно себя ведем. И ты должна сказать ей, что это отвратительно», – я редко умела подобрать слова для своих чувств, но не переставала ныть и постоянно говорить о них. Когда кто-то давал мне совет, я отмечала его правильность в благодарность человеку, но продолжала повторять, что на душе у меня неспокойно. И мы с моим сострадательным другом оказывались в замкнутом круге, я постоянно говорила, а ему оставалось покорно слушать, разочаровавшись в способности моего разума принять решение.
Подошли к ее дому и на выезде из двора встретили мужа. Сбавляя скорость и громкость музыки в салоне, он выглянул из тонированного автомобиля и приветствовал нас: я глупо улыбалась, глядя на светлый блин его лица в темном окне. Толстый и рослый, с ежиком бесцветных волос. Поговорили о погодных особенностях вечера. Он плавно уехал, оставляя колеи в рыхлом снегу, и по Олиному лицу прошел малиновый отблеск.
Я напоследок потрогала пуговицу на воротнике ее шубы, высвободила ее горячие пальцы из своего кармана и мы с Дружком заскользили домой.
***
Последний раз мы виделись в середине марта. В тот день мы смотрели «Собачье сердце» Владимира Бортко, а потом пришла ее дочь из парка Маяковского. Там праздновали масленицу, сначала она рассказывала, как сжигали чучело зимы, ели блины со сгущенкой прямо на улице, играли в какие-то городки и кольцеброс, а через полчаса вдруг поскучнела и зависла над своим айфоном. Я не любила ее присутствия. Упитанная и довольно крупная пятнадцатилетняя девочка весила больше меня. Она носила разноцветные анимешные парики и, казалось, была полностью замкнута на своих таких же чокнутых подружках.
Оля поцеловала меня в прихожей – сквозь шелк халата хорошо чувствовалась ее грудь – а потом все-таки вывернулась из моих объятий, оставляя в пальцах только ощущение упругих боков.
«Мы не должны больше встречаться» – звучало это уныло-банально.
«Может, ты нашла жениха?» – она переступила с ноги на ногу и прислонилась к стене. Ногти на ногах тоже были покрашены алым лаком.
