Один резкий прыжок и он уже за углом коридора. Ещё семь могучих шагов – позади длинный зал. Теперь перед ним окно. Какого было велико его изумление, когда в окне, расположенном на третьем этаже, не оказалось ни души. Только одинокий мощный дождь бился о стекло, барабаня по наружному железному подоконнику, называемому, к слову, карнизом.
«Маленькие прозрачные частички вызывают у человека душевное волнение… будто доказывая всему свету о существовании возвышенных истин, гласящих о пути самоотречения во имя великого, они так же стремятся, преодолевая долгий путь, наделённый невзгодами, предварительно вкушая сладость жертвы, которую им предстоит принести… а в конце отчаянно расшибаются о предмет своего стремления, кидаясь в объятия мечте…» – Александр задумчиво вглядывался в подающие капли, медленно взбираясь к темным небесам по блестящему канату, состоящего из сплошных крошек серебра. Небо оказалось без единого просвета, что в секунду поразило его. В памяти всплыли недавние воспоминания.
Он блуждает среди чёрной небесной пышности. «Если все так плохо, и сейчас опять предстанет предо мной нечто невообразимое, – говорит он, на удивление, басисто-растянутым, не своим голосом, – то почему бы не попробовать обратить это в свою пользу? Будь это плод фантазии, передо мной наверняка предстанет то, что вздумается моему разгульному воображению… а значит, смогу увидеть всё, чего только я захочу». И он усердно принялся представлять олимп древнегреческих богов, вкладывая в это занятие большие силы. Общая картина ничуть не изменилась, когда он открыл глаза: здесь по-прежнему витали чёрные облака. Поведя ногой и убедившись, что ничего не сковывает его тело, что было, в общем-то, хорошей новостью на фоне остальных, Александр слегка ободрился и сделал несколько шагов по пышности, ступая, как ребёнок по сугробам, слегка проминая мягкую поверхность.
Ему хотелось найти олимп, чтобы насладиться объектом своего вечного восхищения, но далекий звук грома сбил его с пути. Петляя, он забрёл глубоко в глушь. Александра окружали сплошные дебри, похожие на лабиринт, которые как-то незаметно для него возвысились над головой. Всякий раз, когда глаза его жадно цеплялись за угол, который вёл непременно к выходу, пред ним представали до боли знакомые вещи и уводили в другую сторону. В тупиках он находил моменты прожитой жизни, в резких поворотах скрывались самые сокровенные мысли, а в длинных коридорах являлись ужасы вперемешку с мечтами – словом, всё, что находилось в лабиринте, имело тесную связь с Александром. Одна мысль, что странности поворотов предназначались именно для него, кидала его в смятение, однако, вместе с этим, вызывала и живой интерес.
