Помещение тускло освещено. Потолок и отдаленные угловые участки вовсе охвачены мраком. Единственная лампа, подвешенная на две толстые проволоки, схожая с длинной коробкой, находится чуть выше человеческого роста. Эта железная махина изредка, резкими порывами напоминает о покидающих её силах. Она выплескивает последнюю энергию в отрывистые мерцания света. Здесь, возле неё замирает пара кружащихся ночных мотыльков.
Зал уставлен металлическо-блестящими столами. Лишь один покрыт белоснежной простыней, под которой скрывается тело человека.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Потом я смыл с нее кровь. Я одеревенел. Я причесал ее. Она остывала. Я перенес ее в мою постель и накрыл одеялами. Я сидел возле нее и не мог ни о чем думать. Я сидел на стуле и смотрел на нее. Вошла собака и села рядом со мной. Я видел, как изменялось лицо Пат. Я не мог ничего делать. Только сидеть вот так опустошенно и глядеть на нее. Потом наступило утро, и ее уже не было.
Ремарк, «Три товарища»
Что же случилось с птицей? – подозреваю, что этот вопрос скрытно зреет у тебя на уме.
Когда темнота, просочившись сквозь облака, спустилась вниз и наполнила собою улицы, Арг ощутил прилив новых сил. Он летал по широким просторам мира, следуя по сияющим пятам за ночным светилом. Снизу тянулись озера, поля и города. Но сейчас, когда мы обратили на него внимание, он, разрезая воздух острым клювом, падал вниз. Наш пристальный взор как будто ослабил могучие крылья птицы.
На его глазах во мраке молчаливой ночи крошечная тусклая точка медленно расщеплялась в дробь разбросанных огней. Огоньки постепенно соединялись между собой красочными нитями, что походило на разноцветную паутину. Нити её приближались к Аргу и, увеличиваясь в размерах, превращались в жёлтые извилистые впадины, которые, в свою очередь, стали уже отчётливыми улицами. Проспекты сверкали благодаря ярким головам на фоне тёмных, крутящихся вокруг колоритных витрин, экранов и машин.
Приблизительно на такой высоте, буквально за несколько секунд до, как казалось, неизбежного падения, Арг расправил крылья и впустил в воздух свои острые кончики перьев, раздирая плоть воздушной массы. Поравнявшись на уровне домов с вывесками и плакатами, взор его упал на приоткрытое окно, которое обливалось лунным светом. Залетев внутрь, птица села на подоконник.
За белоснежно-прозрачной шторкой, в тени комнаты находилась девушка. Свет то падал, то вновь убегал с её юного, отличающейся неизъяснимой красотой лица. В честь вознесения неземного обаяния она была награждена пышной темной короной волос, которая украсила голову, так же, как делает это растекающееся розовое солнце на лоне девственной природы. Её роскошные локоны свисали с такой прелестной небрежностью, что казалось, будто закругленные кончики так и ласкались о грустное, оттого более очаровательное личико. Хрупкий стан девушки поражал изящностью линий и походил больше на нежное перышко, которое все чаще и чаще колыхалось под усиленным дыханием.
