Старик явно слабел, его донимал изматывающий кашель. С каждым днём ему всё трудней и трудней было подняться. Вован следил за своими работниками и если старик утром не мог встать, пинками поднимал и выгонял его на улицу.
И вот однажды, сев на своё обычное место на станции, старик, просидев полдня на холодной, продуваемой ветрами платформе,, вдруг захрипел и завалился набок. Так он лежал до позднего вечера, пока продавщица из ларька напротив, всё же забеспокоившись его столь длительной неподвижностью, не вызвала скорую помощь. Приехавший врач, только взглянув на старика, сразу вернулся в машину и, вызвав труповозку, уехал. Бригада, приехавшая часа через три, засунула старика в чёрный пластиковый мешок и увезла. Собаки остались одни, привязанные к ограде на пустынной пригородной станции.
Утром прибежал Костян. Догадавшись, что случилось, глотая слёзы, он отвязал Берендея, обнял его за шею и шепнул:
– Беги домой, беги, – оттолкнув его от себя, он взял других собак и пошёл к хлеву.
Берендей смотрел ему вслед, и хотел было двинуться за ним, но мальчик, оглянувшись, поднял камень и, кинув его рядом с собакой, крикнул:
– Не ходи за мной, беги отсюда, беги домой!
Берендей остался на перроне один.
В течение этих трёх месяцев жизнь Веры Петровны потихоньку вошла в прежнюю колею. Поездка на семинар оказалась очень удачной. Её выступление было воспринято очень хорошо и статью напечатали в годовом педагогическом альманахе.
На работе тоже дела шли прекрасно; Воробьёва родители перевели в физико-математическую школу, и теперь на уроках Вере Петровне никто не досаждал.
История с собакой почти забылась и лишь иногда, выходя из своей квартире, перед глазами Веры Петровны вдруг вставал образ Берендея, лежащего возле соседской двери. Он поднимал голову и, как казалось, с укоризной смотрел на неё. Она прогоняла это видение и, с течением времени оно возвращалось к ней всё реже и реже. Жизнь потихоньку налаживалась.
Пару раз к ней наведывалась синеглазая женщина с вопросом: нет ли новостей о Берендее. Сказать ей Вере Петровне было нечего, и когда та пришла в третий раз, она, увидев её заблаговременно из окна, не стала открывать дверь. Затаившись в своей квартире, она ждала, когда та уйдёт.
Клава, слава богу, теперь оставила её в покое. Поначалу она, с присущей ей непосредственностью пыталась то и дело заговаривать с Верой Петровной, встречаясь на лестнице, но та только сухо здоровалась и, не слушая, проходила мимо. В конце концов, Клава оставила свои попытки наладить отношения, и теперь они только здоровались, заходить к Вере Петровне Клава больше уже не решалась.
