На экзамен Юля пришла за полчаса до начала и оказалась второй. Отличница Людка Осипова уже стояла в темном коридоре перед дверями кабинета. Вскоре подошли еще три девчонки.
Экзамен предстояло сдавать в круглой аудитории, которая очень нравилась Юле, – она располагалась в самом центре здания университета, выстроенного углом на перекрестке улиц. Столы также были расставлены в ней по кругу, создавая особый уют.
Кафедра зарубежной литературы находилась в конце широкого коридора, вдоль стен которого на постаментах, обтянутых красным бархатом, стояли бюсты писателей. Тусклый свет, падавший из приоткрытой двери кафедры, придавал зловещее выражение гипсовым профилям классиков.
– Интересно, это фамилия непроизвольно наложила отпечаток на его характер или он специально стремится ей соответствовать? – спросила Юля.
Осипова нервно хохотнула:
– Что ты выдумываешь? Вполне милый дядечка.
Лютаев, высокий, худой, сутуловатый, со слегка откинутой назад головой, внезапно возник в дверях кафедры и устремился к студенткам. Фантазия Юли дорисовала ему черную острую бородку и развевающуюся накидку на плечах – ни дать ни взять гётевский Мефистофель.
С виду Лютаеву можно было дать лет пятьдесят пять. Говорили, что за всю жизнь он познал только одну женщину. И этой женщиной была литература.
– Здравствуйте, дамы! Ночь не спали? Дочитывали классиков? – спросил он с усмешкой, открывая аудиторию.
– Мы их гораздо раньше прочитали, Владимир Анатольевич, – подобострастно сказала Осипова.
– Да что вы говорите? – не поверил преподаватель. – Неужели-таки всех прочитали?
– Да. Из уважения к вам. Впервые за все курсы я прочитала всех из списка, – серьезно ответила Юля.
Лютаев бросил на нее долгий взгляд:
– Так и хочется поверить в эту искренность.
Через несколько минут, разложив билеты, он пригласил первую пятерку студенток. Юле попалась Йенская школа романтиков.
Немецкий романтизм был любимой темой Лютаева. Он, по слухам, даже несколько раз бывал на научных конференциях за границей, а в России входил в общество германистов.
Юля быстро написала ответ, взяла из читательского дневника, которым разрешалось пользоваться на экзамене, несколько стихов Шлегеля, Тика и Новалиса и приготовилась отвечать.
Перед Лютаевым уже сидела Осипова. Она бойко строчила про паломничество Чайльд-Гарольда. Лютаев расположился боком к столу. Подперев подбородок рукой и закинув ногу на ногу, он задумчиво слушал ее стрёкот. Когда Людка закончила, Владимир Анатольевич спросил ее:
