– Хорошо вам там, на северах, – завистливо вздохнула Юля и зачерпнула полную ложку ягод.
Вечером в общагу пришли Андрей и Мишка.
– Кто это у вас тут поклонница Филиппа Киркорова? – стандартно поинтересовался Мишка и обратился к однокласснице: – Ты, что ли?
– Почему сразу надо меня предполагать? Вон еще трое подозреваемых, – Юля махнула рукой в сторону девчонок и ушла вместе с Андреем за шторку на кухню.
Андрей порывисто прижал ее к себе, уткнулся носом в ее волосы и прошептал:
– Я дико соскучился. Тысяча лет прошла.
– Я тоже ужасно соскучилась по тебе. И по твоим стихам, кстати.
Андрей немного отстранился и наморщил лоб, вспоминая что-то.
– Вот. Подходит к моменту:
Как мне все это сберечь?
Как не выпустить весла из рук?
Что записано в книге встреч
И зачеркнуто в книге разлук…
Мишка Кудрин бесцеремонно отодвинул штору:
– Эй, хватит уже там! Идите к людям.
Андрей сел на стул и взял Юлю на колени. Стульев в комнате было только четыре штуки, по количеству жительниц. Кудрин тоже сел и показал Марине на свое колено. Маринка, смущенно хихикая, присела к нему.
Это была чудесная осень!
Никогда Юля так не любила город, как в тот сентябрь. Вечерами, когда Ракитин был на учебе, она подолгу сидела с книжкой у открытого окна и расслабленно внимала всему, что происходило на улице. Звонкие голоса детей во дворах. Гулкие, похожие на щелканье бича, хлопки по ковру. Сухой шорох опадающих листьев. Далекий грохот уже полупустых трамваев. Старый парк, медленно тонущий в сумерках. Постепенно остывающий воздух… Иногда к ней на подоконник подсаживался кто-то из девчонок, и тогда они пели что-нибудь, типа:
«Вновь о том, что день уходит с земли
Ты негромко спой мне.
Этот день, быть может, где-то вдали
Мы не однажды вспомним».
Но самыми замечательными были дни, когда Мишка Кудрин работал на заводе в ночную смену. Предощущение ночи с Андреем начиналось у Юли с утра. Она с нетерпением ждала окончания занятий в университете. Потом быстро делала то, что было задано на завтра. Затем отправлялась в душ, который находился в подвале общежития и в котором из шести кабинок обычно работали только две. Кстати, там Юля тоже любила распевать песни, если оказывалась одна или с кем-то из своих девчонок. Голос так звучно отдавался от покрытых кафелем стен, что она казалась себе не меньше, как Монсеррат Кабалье. После душа Юля тщательно одевалась, подкрашивала глаза и губки, собирала тетради и выходила.
До дома Ракитина можно было дойти неспешным шагом примерно за полчаса. Путь пролегал по длинной улице, обсаженной американскими кленами. Проходя по ней, Юля всегда заглядывала в гастроном, расположенный в доме, на стене которого белой краской была сделана размашистая надпись «Иосиф Кобзон жив». Там Юля покупала несколько хороших конфет, «Космических» или «Трюфелей», и шла дальше, откусывая по чуть-чуть и медленно растаивая шоколад во рту. Пару конфет она оставляла для Андрея. Когда заканчивалась эта улица, Юля переходила железнодорожные пути по подвесному мосту. Под ногами шуршала подсыхающая листва, запах которой навевал что-то невнятно прекрасное и грустное.
