Солнце еще не взошло. Витя с болезным выражением лица тер разные части своего тела, по очереди. Ужасно хотелось выйти из ночного мрака.
В комнате для персонала появился Соленый. Стоял и смотрел куда-то мимо Витеньки. Тот тоже смотрел куда-то мимо и от этого ситуация не казалась неловкой или странной.
– Ну и что с тобой случилось? – Соленый снова вернулся в режим реального времени, и на лице его появилась сладенькая улыбка, окруженная сладенькими морщинками.
– Все в порядке
– Был бы ты в порядке, твоих болячек не было бы видно через такой жирный макияж.
Витя потрогал свою щеку, чтобы посмотреть, не осталось ли на пальцах косметики. Но вглядываться стал не в пальцы, а в глаза Соленого.
Здесь все всегда пользовались косметикой Вали, Валентины. У нее был огромный серебристый чемодан с палетками, кистями, кремами, помадами. Она была толстенькой, приятной девушкой и ужасно весело хохотала. Хохотала, снимала комнату где-то в Мытищах, каталась на электричках, копила на что-то грандиозное, что держала в глубочайшем секрете, а на все расспросы отвечала славным разливистым смехом.
Если коллектив любил ее, то как младшую сестренку: молодые люди в нее не влюблялись, но всегда были обходительны, девушки никогда про нее не сплетничали и не завидовали, она их в принципе мало волновала. Но ее чемоданчик нравился почти всем. Следы приключений, недосып, неудачные попытки суицида и многое другое замазывали тональными кремами Вали, которых у нее была бесконечная палитра.
А потом она уехала в родительский дом, в начало начал. Устала, наверное. Свой чемодан забирать не стала, а вручила его Витеньке. То есть фактически он был общий, как и раньше, но формально принадлежал ему.
– И лицо твое, это еще не самое страшное! – ответил на придирчивый взгляд Витеньки Соленый, – У тебя бедра шиворот на выворот! У тебя все тело на выворот.
– Я с бомжами подрался…
Соленый скорчил рожу, словно сейчас рассмеется, но, глядя на друга, передумал.
– Я оставил яблоки на скамейке. Заболтался с соседкой, забыл. Вернулся. Все на месте, но Вася, мальчик, очень хороший, добрый, красивый сказал, что мои яблоки бомжи трогали.
Ну, тут я не выдержал. Гена! Они меня обижают бесконечно, ни за что! Я им ничего не сделал, а они смеются, плюются, обзываются. Проходу мне не дают! А я посмотрю на них, сделаю вдох, выдох: чувствую, как воздух в грудь идет и замирает там, ничего не двигается внутри – тихо и светло, а потом выходит наружу. И это хорошо. И я чувствую, что все они хорошие, у них лица красивые, и руки, и что я их люблю очень. И так хочется их поцеловать. И всех поцеловать, особенно Леночку. И становится спокойно.
