Виктор спустился в магазин в полуподвальном помещении, купил уцененных сосисок и вяло подумал, что за все добро, что получил Соленый, тот мог бы дать больше денег. Медленно шел домой, красочно, во всех деталях представляя дни своей славы: фотосессии, показы, съемки. Новый Иисус, проповедующий красоту и любовь. Он видел ток-шоу и телепередачи со своим участием, где рассуждает о своей великой миссии.
«Мир нуждается в красоте» – заключил он, ковырнув носком ботинка прелый, прилипший к асфальту кленовый лист.
Воодушевленный, счастливый и грустный, он открыл домофон потертым магнитным ключом и шагнул внутрь.
В подъезде на первом этаже у разбухшей деревянной двери, ведшей в подвал, располагались, как всегда вечером, местные бомжи.
Виктор обрадовался, когда увидел их – старые знакомые. Прошло восемь лет, а они тут, как всегда октябрьскими вечерами, укладываются спать на засаленных, вонючих ватниках.
– Вечер добрый, – поздоровался Виктор.
– Добрый, добрый, – приподнялся на локте один из них. С рыжей запутанной бородой, похожий на викинга, потерявшего свой двурогий шлем на яростном северном пиру, на великой попойке. Все его, нежно и с заботой, звали Олежик.
– А мы уж, глядя на твой перформанс сегодняшний, думали, что ты будешь с нами ночевать, – откликнулся второй, Краб. Крабу, надо заметить, очень нравилось его прозвище. Он фактически отвоевал его. Благодаря своему вечно красному при любой погоде лицу, товарищи по бездомности прозвали его Раком. Но Рак, приложив все свои усилия, превратился в Краба, как гусеница оборачивается куколкой и становится прекрасной бабочкой.
На его замечание Виктор покраснел и стал почти такого же цвета как свой собеседник.
– Ну, раз ты все еще по другую сторону социальной лестницы, может, пригласишь нас к себе? – недовольно и нетерпеливо буркнул Гриша, третий в компании, человек удивительно напоминающий манерами голубя, также вечно трясущийся и дергающий своим выдающимся кадыком.
Виктор покраснел сильнее:
– Я не могу, ребят, честное слово, не могу, ну как это будет-то?
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, не смея уйти.
Олежик смачно харкнул прямо там, где разложился, на ватнике, приспособив капюшон как подушку.
* * *
Виктор вышел из метро, в нос ударил свежий холодный воздух, такой, какой обычно бывает весной, замершей, закованной в нетающем снеге, но предвещающей скорое тепло. Идти до отеля, где была назначена встреча с Соленым, было недалеко, мимо театра с толстыми неизящными колоннами, коронованного конной колесницей.
