– Нет, – она подсела ко мне так близко, что я почувствовал ее дыхание, ее ванильный запах. – Я не смогла уйти. От тебя.
Виктория нырнула в мои объятья и прижалась к груди, затаив дыхание, дрожа всем телом. Как же она была прекрасна: стройная и обворожительная, скромная и хрупкая.
Моя.
Правой рукой я гладил ее шелковые пряди волос, а левой – цепко обхватил талию, покрывшуюся мурашками.
– Знай, что ты единственный мужчина, которого я обнимаю в первый же вечер.
– Я знаю.
– Что с нами происходит?
– Волшебные вещи.
Мы сидели в объятьях друг друга, наслаждаясь угасающим вечером, небом, озаряющимся ворохом звезд, луной, чье сияние обволакивало серебром окружающий бренный мир, где двое нашли уединение в касаниях, словах и жестах.
– Расскажи, что было дальше, – попросила она.
– Если ты не против, можно, я возьму паузу и выслушаю твою историю?
– Думаешь, я снова убегу?
– Нет. Просто не хочу, чтобы ты так скоро разочаровалась во мне.
– А если я пойму? Наоборот, поддержу?
– Я буду рад…
– А ты не боишься разочароваться во мне, когда я расскажу о себе?
– Нет.
– Ох, как бы я не хотела начинать… – Молчание. – Ты просто не представляешь, что тебя ждет.
– Наверное, сказка?
– Плохая сказка.
– Пожалуй, в такую ночь можно многое простить.
* * *
– До восьми лет я считала себя сумасшедшей. Другой. Чужой. Такой я и была для сверстников. Девочкой, которая любила гулять в одиночестве, болтать с небом, деревьями. Я избегала общества, пребывая в себе и не открывая лишний раз рта. Сверстники меня сторонились, поодиночке опасались со мной сталкиваться, а большой компанией – издевались, как над проклятой ведьмой. Их издевательства – шлепки, пинки, похабные словечки, розыгрыши – меня не трогали. По большей части веселили. От этого детки становились еще злее и жестче: они хотели довести меня до слез, до страданий, до боли, чтобы посмеяться. Но ничего не выходило. Однажды меня толкнули с лестницы. Ради шутки. Ради собственного утверждения в стае зверей, где изгоев либо бросают, либо убивают. Падение с бетонных ступенек – вздох и удар – и вот я уже не могу встать с холодного пола, ноги отнялись. Я плачу. Они смотрят. Стоят как вкопанные солдатики. Вижу в их глазах страх, перемешанный с жалостью и бесчувствием. Закрываю глаза – хочу умереть. Проснуться в ином мире, где меня поймут. Полюбят. Примут такой. Такой настоящей. Но умереть не так просто.
Я не говорила, что сирота?
Конечно, не говорила. Никому не рассказывала.
