– Зачем?
– Потому что любят.
– Однажды я сказал ему, что он размазня, не способный зарабатывать деньги. Он ничего не сказал. Не обиделся. По крайней мере, не показал этого. Я несколько раз пытался извиниться, но все откладывал.
Я смолк, тяжело говорить. Фотография оживила воспоминания. Воспоминания – воскресили отца, который влиял на меня, маму и сестру больше, чем мы могли подумать. Мы стали другими. Чужими друг для друга. Но я промолчал об этом.
– Кофе стынет.
Мы сели на диван бежевого оттенка, застеленный пледом; к нему приставлен журнальный столик, на котором стояли две чашки кофе с вьющимся паром, тарелка с черствыми печеньями и коробка конфет «Птичье молоко».
– Угощайся.
Кофе получился крепким, печенья отдавали плесенью, конфеты были приторно-сладкие. Я сидел как на иголках, коря себя, что угощаю гостью непонятно чем.
Надо было заказать пиццу. Или пирожное. Свежее и вкусное. А я что сделал?
– О чем задумался? – спросила она.
– О том, какой я идиот, что не заказал пиццу.
Она засмеялась.
– Прости. Но ты очень смешной.
– А я-то думал, что родился занудой, – я поставил полупустую кружку на столик и спросил: – Продолжишь рассказывать?
– Да. И знай, – она сжала мою руку; ее ладонь, холодная и нежная, заставляла сердце биться чаще. – Знай, что все мы ошибаемся, когда любим. Не вини себя. Отец тебя простил.
– Спасибо, Виктория.
* * *
– Я проснулась в холодном поту. Палату освещало утреннее солнце, в лучах которого вальсировала тысяча пылинок. Не верила, что уже утро и что ни разу не просыпалась за ночь. Обычно я пробуждалась каждый час и подолгу не могла уснуть, страдая от бессонницы.
А может, я еще ходить умею, посмеялась я и решила попробовать. Чуда не свершилось, мое тело было все таким же неподвижным, мертвым – обузой.
Хорошего помаленьку – и так надо радоваться, что пробудилась свежей и бодренькой. Эх, сейчас бы прогуляться по парку…
Если тело оставалось мертвым, то душа не на шутку распоясалась – в тот день, как сказали медсестры, ухаживающие за мной несколько месяцев, в меня вселилась жизнь. Я рассказывала смешные истории, которыми меня баловал приемный отец, проявляла вежливость и внимательность к сестрам и больным, смеялась в час, когда меня на каталке вывели на улицу, где игривый кот пытался нагнать бабочку, порхавшую от одного одуванчика к другому. А потом вспомнила, что так обожала читать книги о приключениях в иные миры.
Я сказала об этом медсестре, и та, улыбнувшись, умчалась куда-то, а через полчаса ко мне в палату, хромая, с тяжелой отдышкой, зашел чахлый и сгорбленный старик с добродушной улыбкой на лице; в руках он держал пожелтевшие страницы, исписанные синими чернилами. Он поздоровался, представился – его звали Дмитрий Орлов, – спросил, как меня звать и какие книги я читала.
