– Интересно, сколько твоих знакомых слышали эту историю про крысу? – спросил Марк, после недолгой паузы.
– Я рассказываю подобные истории только, так сказать, нуждающимся. Тщательно подбираю каждое слово. Стараюсь делиться с людьми теми метафорами, которые подходят именно им.
Глава больницы ушел, оставив уборщика одного.
Была пара вещей, о которых подумал Марк, после этого.
Первая: мэр был прав лишь наполовину. Даже странно, что такой человек, не смог распознать его истинного желания стать чем то большим и значимым.
Вторая: Марк понял истинное значение нового закона.
Все было так просто… Нужности стерилизации, никто не улавливал, потому что этой нужности нет. Нет причины. Нет смысла. Есть только мэр, который решил напугать людей. Заставить их некоторое время думать только об одном. А, на пресс-конференции закон отменится также просто, как и утвердился.
Марк разумеется не догадывался, зачем мэру все это нужно, но то, что ситуация складывается именно такая, был уверен. И учитывая, что за день до отмены стерилизации, Марк пройдет по улице с плакатами, люди… нет, точно его не возненавидят. Они полюбят его еще больше. Они поверят в него. И в себя, конечно.
Марк запер дверь коморки и лег обратно на раскладушку, поверх одеяла.
Тридцать вторая глава
Мир
Поздний вечер. Мама забрала меня из больницы. Мы заскочили в пару мест, после выписки. Теперь наконец подъезжаем к дому.
Я люблю смотреть, как крыша нашего дома, с определенного ракурса, достает кончиком флюгера до яркого кремового месяца.
Мы вышли из машины. Холодно. Тихо. Мама и я живем достаточно отдаленно, благодаря чему уличные шумы доходят до нас лишь слабыми отголосками.
Я смотрю на дом.
Ночью наше жилище кажется особенно огромным. Мама всегда хотела жить в большом доме, и не важно сколько пустого и ненужного места там будет. Огромный дом с черными мраморными колоннами в виде застывшей морской волны; окном, занимающим два этажа; глянцевыми картинами; выдвигающимся из стены с книгами, баром; редкими растениями, обвивающими перила лестницы; куполообразной крышей и прочими предметами роскоши, которые она высматривала в журналах «твой личный декоратор», «декор для всех», «твой дом» и «наш дом». Она более двадцати лет ютилась в маленькой квартире. Ее мечту об огромном, красивом доме поймет каждый. Но, когда мама «ознаменитилась» разбогатела. Когда дом мечты мог стать реальнее некуда, ее вдруг обеспокоило мнение окружающих по этому поводу. Не будет ли это слишком вызывающим? В газетах и на телевидении ее выставляли очень хорошим человеком. Идеальным. Разве хорошие люди выпячивают свое богатство на всеобщее обозрение? Мне кажется, всем было бы плевать, но мама другого мнения. На этот счет мне ее очень жаль. Боясь порицания посторонних людей, она свою мечту попросту располовинила. Разве не для того нужны деньги, чтобы воплощать давние желания? Я как то подшутил над ней. Сказал, что величина нашего дома так же может кого-нибудь возмутить не меньше, чем мраморные колонны. В моих словах была доля серьезности, но мама ее не уловила. Тогда я понял, что она возможно самый противоречивый человек, которого я знаю.
