Я не успеваю на это как-то отреагировать. Дверь моей палаты открылась. Внутрь вошла низенькая, светловолосая медсестра с прямой челкой, ярко накрашенными в персиковый цвет, губами.
Вместо приветствия она звонко произнесла: – Я позову к вам врача.
– Нет. – возразил я. – Я хочу побыть один какое-то время.
«Тебе это не нужно» сказал Второй.
– Почему?
«Потому что это сон»
Я вздрогнул, резко открыл глаза. И понял, что все еще нахожусь на крыльце Винира.
Даже не помню, как заснул.
Я встал на ноги и огляделся. Второго снова нет. И что с ним сегодня? Почему нельзя вести себя нормально? Зачем нужно исчезать ни с того ни с сего, и говорить загадками? Как бы напоминая, что он мне никакой не друг, а всего лишь болезнь. Болезнь, от которой меня не смогли избавить самые современные методы и лекарства. Точно так же, навороченные моющие средства никогда полностью не избавят дом от пыли.
Помню, когда я жаловался на Второго, Марку, он уходил в себя. Либо жаловался в ответ на свои проблемы. А потом делился своими странными теориями. Например о том, что совсем скоро, наступит время, когда сдвиги и отклонения будут считаться не болезнями, а составляющими индивидуальности. «Представь город» говорил он «где окружающее будут подстраивать полностью под тебя, учитывая все твои «отклонения». Работу, место жительства, соседей. Например…» Но дальше я обычно засыпал, не дослушав его до конца.
Я смотрю вдаль. Вспоминаю, как завораживал меня этот обрыв. Как нравилось нам с Авророй бегать по этой огромной площади, стоило родителям, запрещавшим это, хотя-бы на секунду отвлечься. Было весело и страшно. Весело, потому что мы оба быстро бегали, и оба не любили уступать. Страшно, потому что мы никогда не знали, когда заканчивается обрыв. Например, с ракурса, где стою я, кажется, никакого обрыва вовсе нет… В голову закралась мысль. Непонятная. Очень абстрактная… Я силюсь расшифровать ее, но не получается. Очень быстро она покидает мою голову.
Я спустился с крыльца и побрел к обрыву.
Вот я здесь, снова… Снова стою совсем недалеко от края и смотрю прямо перед собой. Надеюсь, в этот раз никто не ударит меня сзади… Лиза как-то спросила меня, «О чем думаешь, когда летишь с такой высоты?», а я не нашел, что ответить. Я не помню. Возможно тогда в моей голове вообще не было ни одной мысли. Это огорчает… Я задумался. А, если я снова упаду, но уже с летальным исходом? Смог бы я создать в голове что-нибудь этакое напоследок? Действительно стоящее. Не протяжное «ААА», и не глухой пробел в мозгу, что появляется, когда тебе срочно нужно о чем то подумать… Я о четко выраженной фразе. Черте, проведенной под жизнью. Итогом. Как бы звучал мой итог? Если вдуматься, это самая интимная вещь у человека. Самая личная. О ней никто, не при каких обстоятельствах, никогда не узнает. Я не беру в расчет предсмертные записки или возможность, что умирать можно в полном сознании, и даже не в одиночестве… Ведь этот момент будет у каждого… Момент, когда губы не в силах шевелится, ноздри перестают вдыхать и выдыхать, картинка перед глазами мутнеет, и ты исчезаешь, думая… «мне страшно»?… Нет. Никуда не годится. К тому же, я не подумал о людях, что умерли внезапно, неожиданно для себя. Наверное, в таком случае, статус итоговой просто причисляется самой последней мысли. Но разве она подводит черту? Как-то обидно за таких людей. Об этом лучше не думать. И ни о чем сейчас лучше не думать. Просто стоять и смотреть…
