– Нельзя так поступать с людьми, они же не животные, папа!
– Разве с животными можно поступать плохо?
– Ни с кем нельзя! Отпусти его девушку!
– Почему ты решил, что это я? Вполне возможно, она действительно где-то отдыхает, никого не предупредив.
Шэню понравилась стойкость сына, но вместе с тем и пугал его напор. На какой-то момент он вдруг увидел в карих глазах сына мамин взгляд и по-настоящему испугался. Он оказался на той самой кухне, где томился стейк в хлебе. Они стояли, глядя друг другу в глаза, и вновь он чувствовал, что жалость может заставить его проиграть битву.
– Не смей! – крикнул он, потеряв самообладание. В ту же секунду видение исчезло, а на него месте остался мальчик. Мальчик, неправдоподобно высокий, но все-таки маленький. Его напугал голос отца, но он продолжал бороться со всеми силами тигренка, впервые попавшего в джунгли.
– Не смей, – повторил он. – Ты не имеешь права обвинять своего отца ни в чем. Тебя это совершенно не касается. Это мои. Взрослые дела. – Шэнь немного успокоился и взял прежний курс.
– Ты снова поступишь так, как хочешь? Ну хорошо. Тогда и я буду делать также. С сегодняшнего дня я тебя не знаю. Не вижу. И никого не вижу. Не буду разговаривать с тобой больше. И ни с кем. И есть больше не буду. Вот! – припечатал Роман.
Он отправился в комнату, не оглядываясь ни на кого и не отвечая на Ивановы утешения, хотя, видит Бог, именно ему не отвечать было сложнее всего.
Шэнь раз за разом проигрывал в голове сцену и не мог понять, что его так гнетет. Он надеялся, что Ромка остынет, поняв его, а, может, и поддержит, как было всегда, но предыдущие споры не оставляли такой глубокий след, не задевали его. Ему не хотелось признаваться себе, что его выбило из колеи воспоминание. Одно-единственное воспоминание, которое восстало в сыне. И этого было достаточно, чтобы отвернуться от него. Но как он может отвернуться, как может предать своего наследника? Разве так поступают на Востоке? Была бы девчонка….
Средняя дочь Деминга вышла замуж против его воли. За мужчину, который ушел от прежней жены, оставив троих сыновей без наследства и средств к существованию. У него не было работы, да он и не искал ее, предпочитая сидеть на шее у женщин. Он, толстый, с вялыми пальцами, удовлетворенно насыщался лапшой и уже подсчитывал, сколько принесет прибыли ателье тестя. Деминг же, человек, не терпящий лености, поставил условие: прогнать мужа, или терпеть, но уже не в его доме и не в его семье. Так Демингу пришлось искать работницу на пошив платьев. В семье о ней не вспоминали, и только изредка жена спотыкалась, называя количество дочерей в доме.
