Лорьян жаловался, что он, бедный, живет как в темнице. Напротив его окна какое-то абсолютно не интересное здание. Там по вечерам в окнах темно. Поэтому, когда Лорьян приходил в гости к Суворову, комната которого была с другой стороны корпуса, душа его расцветала. Окно Суворова распахивалось в мир, полный чудес. В художественном училище, на общежитие которого глядело окно, училось много девушек. Их учили расписывать фарфор и ткани. О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, мурлыкал Лорьян, вглядываясь в вечерние окна этого общежития. Мягкие тени в окнах подсказывали ему, что дух просвещенья, дух студенческого общежития – есть плодотворный бульон для чудных открытий. Чудные события тут дело привычное. И потому хорошим тоном считается не обращать на них внимания. Почти по Чехову. Интеллигентный человек не заметит, как вы удалились на полчасика. А поэтому из исчезновения Нинки с Андреем не стали делать трагедии.
Но комсорг не может подчиняться слюнявым условностям интеллигентов и пускать события на самотек. Тех, кто пускает свою жизнь на самотек, в конце концов, самотеком смывает в клоаку. О Шабриной, как положено комсоргу, Полина знала больше, чем та знала о самой себе. Знала, чем живет и с кем живет. Но дополнительно Полина знала и то, чего Нина о себе не знала. Полина собрала по крупицам воспоминания комсомолок. И о Шабриной и Крючкове. От первых их робких взглядов, прикосновений до драматической развязки. Как лениниану. Понемногу накопилась этакая шабриниана. И когда разразился трагический финал, Полина выложила посеревшей от горя и осунувшейся Нинке все о Крючкове. Чтобы обольщенная и оскорбленная поняла, что она бога и Полину должна благодарить, что с Крючковым покончено, и обошлось малыми жертвами.
А теперь пришла очередь Андрея. Его юлящий, не одухотворенный взгляд – явный признак, что Нина для него – минутная забава. Хранителям порнографии не должно быть места в девичьей душе. И Нину следует предупредить, потому что та готова опять кинуться в омут с головой.
Полина подошла к Андрею и начала дипломатично издалека, чуть не с трех источников марксизма.
– Забыл наш разговор? – как тонкий психолог, она ожидала, что, еще не остыв от общения с Шабриной, он свяжет любой туманный намек с тем, что он в данный момент старается не афишировать. И таким образом выдаст себя, раскроет свою гнилую сердцевину.
– Ты о чем? – буркнул Андрей, и Полина, поняв, что гниль сидит так глубоко, что ее, походя не вычистить, пошла на обходной маневр:
