— Хорошо. Мы продолжим с того места, на котором остановились вчера, хорошо?
Большая часть сегодняшних наставлений Ирмы сводится к тому, что она заставляет меня танцевать, а затем кричит на меня или бросает громкие предметы в комнате, чтобы посмотреть, как я отреагирую.
— Тебе разрешено поворачивать голову в сторону шума, но не выгляди удивленной. Все, каким бы странным или шокирующим оно ни было, для тебя совершенно нормально, поняла?
Ее развлечения становятся все громче, красочнее и изощреннее. В какой-то момент она вспыхивает прямо у меня на глазах. Это не пламя Ада, нарисованная иллюзия, а грубый, обжигающий огонь. Я делаю небольшой шаг назад при этих действиях.
— Небольшой шаг назад разрешен, — говорит Ирма. — Паники нет.
— Я не паникую. — Хотя кажется нелепым, что люди, вспыхивающие пламенем, теперь кажутся мне нормальными.
— Нет, это не так, не так ли? Странно спокойная.
Это самое близкое, что я могу сказать, к комплименту.
В дни, предшествующие Солнцестоянию, мы все трое существуем по определенной схеме питания, тренировок, теплых ванн и ленивых вечеров. Несколько раз Аид приходит, чтобы утащить меня на обед, и водит меня посетить другие невиданные чудеса Подземного мира. Он уносит меня в пещеры искусства, тайные уголки садов и крошечные блестящие каменные бассейны, а также к Воротам, великому золотому бассейну, куда должны пройти все души.
— Как ты думаешь, что происходит после того, как они падают? — Спрашиваю я его, наблюдая, как духи исчезают в золотистом свете, а плач сменяется тонким, мягким гулом.
— Я часто думал об этом, но так и не нашел ответа, — отвечает он. — Но в мир, я надеюсь.
— Не правосудие?
Он пожимает плечами.
— Фейри приходят сюда, ты знаешь, в поисках своих ушедших в потоке. Я хотел бы иметь возможность сказать им, что они в лучшем месте, или еще одну такую красивую ложь смертных.
— Это, должно быть, тяжело. Это часто случается?
— К счастью, редко, учитывая нашу продолжительность жизни, но… Ты могла бы подумать, что люди были бы более разумны, если бы у их дорогих усопших были столетия, но это еще хуже. Смертные говорят о днях, месяцах и годах, но они хотят десятилетий, столетий и тысячелетий. Мы никогда по-настоящему не готовы к тому, что лежит за его пределами. Мы никогда не готовы потерять то, что любим.
Я не знаю, что на это сказать.
— Давай пойдем куда-нибудь еще, — прошу я. — В любое красивое место.
В уголках его рта мелькает улыбка.
— Мой вид довольно…
