— Ну, здесь этого нет! — Он хихикает.
Я вздыхаю, соскальзывая со стула, и поднимаю его на ноги.
— О-хо-хо! Что ты собираешься делать? Бросить меня на кровать и изнасиловать? У вас есть мое полное разрешение.
Я толкаю его обратно на сиденье.
— Я не собираюсь насиловать тебя. Почему ты хочешь, чтобы я это сделал? Ты даже не считаешь меня красивой.
Он хмуро смотрит на меня.
— Потому что ты некрасивая, — говорит он и сажает меня к себе на колени. — Ты прекрасна.
Я замираю, как кролик, попавший в свет фар. Никто, кроме папы, никогда раньше не называл меня красивой. Искренность его слов и серьезность выражения его лица шокируют меня, и на мгновение я остолбенела.
Я заставляю себя ухмыльнуться.
— О боже, большой и страшный Повелитель Ночи считает меня красивой, я должна быть польщена или напугана?
— Пожалуйста, будь польщена, — говорит он с неприкрытой дрожью в голосе. Это звучит почти как мольба.
Мои щеки горят.
— Хорошо, — говорю я беззаботно. — Я бы вернула комплимент, но я думаю, что уже совершенно очевидно, что ты несколько нечеловечески привлекателен.
Аид сглатывает.
— Возможно, — говорит он так же нервно, — но я бы не возражал, если бы знал, что ты находишь меня привлекательным.
Я бью его по носу и уворачиваюсь от него.
— Ты очень красивый, Аид.
— Фу. Даже когда ты говоришь правду, кажется, что ты лжешь.
Я смеюсь.
— Нужна какая-нибудь помощь, чтобы ты добрался до кровати?
— Только если ты планируешь снова меня раздеть.
— Ты можешь сменить свой наряд одним щелчком пальцев!
— Да, но он исчезает, когда я сплю. Это не одно и то же. — Он скатывается со стула. — Ах, ну, я уверен, что справлюсь. Спасибо тебе за милость твоей компании сегодня вечером.
— В любое время», - говорю я, в основном имея в виду это. — И Аид?
— Да?
— Тебе действительно не обязательно быть пьяным, чтобы проводить со мной время. Ты можешь проводить со мной время, когда захочешь.
Он улыбается.
— Опасное предложение. Что, если я всегда хочу проводить время с тобой?
— Я раскрою твой блеф.
— Но я не могу лгать.
— Ты превосходно умеешь увиливать от правды.
— Так и есть, — говорит он. Он неуверенными шагами возвращается в комнату и подносит мои руки к своим губам. — Я постараюсь быть трезвым, когда буду говорить с тобой завтра.
— Я постараюсь быть бодрой для этого.
Он смеется, по-настоящему смеется, и это странно красивый, опьяняющий звук, шепот фейерверка вдалеке, треск пламени о поленья. Я слышала, как он смеялся на празднике- жесткий, холодный, грубый смех, но это было что-то другое, теплое, настоящее и бурлящее. Смех, который проникает прямо в меня.
