— Ох, хорошо. У меня есть полгода здесь, чтобы попытаться заставить тебя открыться.
Мелькает призрак улыбки.
— Не уверен, что это займет так много времени.
— Что?
— С тобой легко разговаривать. Когда ты хочешь, чтобы я с тобой говорил. Уверен, ты многое сможешь сделать за полгода.
Я хмурюсь.
— Ты не… ты не под проклятием случайно?
Он пристально на меня смотрит.
— Почему ты так думаешь?
— Не знаю. Мне просто кажется, что должна быть какая-то веская причина, почему иы продолжаешь приводить сюда молодых женщин, и я подумала, может, есть какое-то проклятие, от которого они могли бы тебя освободить.
— Кто-то перечитал «Красавицу и чудовище» в детстве.
— Это приятная сказка.
— Да? Как думаешь, почему так?
— Думаю, идея того, что можно спасти кого-то, просто любя его, довольно романтична.
— Ты так не считаешь?
— В реальной жизни любовь редко настольео преобладает, и настоящие монстры не меняются только потому, что их кто-то любит. Красавице повезло, потому что ее зверь на самом деле не был монстром.
Аид клонит голову в мою сторону, взгляд напряжен мыслями.
— Как же тогда выглядят монстры?
— Как и все остальные, — я смотрю в другую точку. — Я перефразирываю оригинальный текст. Папа любил — любит — сказки. Мне они тоже нравятся, и я понимаю, почему другим эта нравится особенно. Приятно верить, что ты можешь спасти кого-то, просто оставаясь самим собой. Не нужно быть сильным или умным или сражаться в бою. Просто нужно быть рядом с тем человеком.
На мгновение он замолкает.
— Не могла бы ты… — он останавливается, качая головой. — На мне нет проклятия, — объясняет он.
— Тогда те женщины…
— Это сложно.
— Пожалуйста, — прошу я его, — просто… просто скажи мне. Ты причинял им боль?
Он вздыхает, и я могу сказать, что он рпзочарован тем, что я вообще спросила.
— Нет, — говорит он. — Вовсе нет. Но это все, что я могу тебе сказать, и я прошу тебя никому больше не рассказывать.
— Хорошо.
— Спасибо.
Он делает долгую, тяжелую паузу, вырпжение его лица жесткое, как железо. Интересно, собирается ли он вообще заговорить, или молчание следует нарушить мне.
— Я не проклят, — повторяет он, — но быть Аидом сопряжено с определенными условиями. У меня много власти, гораздо больше, чем у большинства членов Верховного Двора, но цена этого такова, что я могу ступать на смертную землю только два раза в год. Самайн — один из них.
— И… и до того времени, ты застрял здесь, внизу?
— Да.
— Один?
— Ну, с этими парнями, конечно.
Псы на дюйм продвигаются вперед и жмутся тремя мордами к его лицу.
