— Хм, — протягиваю я, — мне действительно нужно выяснить имя твоего дизайнера.
— Серьезно?
— Нет.
Он правда не привык к тому, что люди могут лгать. Я опускаю его на кровать и убираю его руку. Он вздрагивает, напрягаясь под моими пальцами.
— Я не причиню тебе боли.
— Не этого я боюсь.
Я не могу четко разглядеть рану сквозь ткань, поэтому растегиваю его дублет, стаскиваю с плеч и бросаю на пол. Следующая на очереди рубашка.
Он сидит на кровати полуобнаженный, словно раненый бог, стройные формы его груди совершенны, как у скульптуры.
— Вау, — с трудом вырывается у меня.
Аид удивленно приподнимает бровь, и я понимаю, что сказала.
— Ты ужасно бледный, — добавляю я.
Его улыбка исчезает.
— Ты и сама довольно бледна.
— Да, но я по-английски бледно-розовая. Ты же никогда-не-видевший-солнца бледный вампир.
Я опускаю ту часть, что его кожа сияет, как алебастр, и гладкая, как фарфор. Не думаю, что ему нужны мои комплименты.
Интересно, если доля правды в том, что он никогда-раньше-не-выдевший-солнца? Как часто он посещает верхний мир?
Почему меня это волнует?
Я снова обращаю свое внимание на рану. Четкий, длинный порез сбоку живота, все еще сильно кровоточащий.
— Думаю, нужно зашить, — говорю я ему.
Он фыркает.
— Я должен стать твоей свиной тушей?
— Если не хочешь остаться с уроддивым шрамом… — или истечь кровью, хотя не уверена, что это возможно.
— Я слишком красивый, чтобы ко мне прилагалось слово «уродливый».
— Тогда…
— Мне не нужны швы. Мы очень быстро исцеляемся. Просто убери кровь. Скоро она начнет свертываться.
Он щелкает пальцами, и в воздухе над ним появляется пузырек. Он неуклюже пытается поймать его, ругаясь, когда тот выскальзывает. Я подхватываю его прежде, чем он падает на пол.
— Хорошие рефлексы, — говорит он.
— Лето очень неудачных спаррингов с Либби, — я откупориваю флакон. — Что это?
— Герметик. Он тоже поможет очистить.
Я высвобождаю ткань из его пальцев, обильно нанося раствор на рану.
— Болит где-нибудь еще?
Он хватает бутылку с прикроватного столика, проглатывая его практически на одном дыхании.
— Не напивайся, чтобы скрыть боль!
— Почему нет? Ты пробовала?
— Я… нет.
Я протягивает мне бутылку.
— Я не пью.
Он пожимает плечами, мнова опрокидывая ее.
— Это, правда, ужасная идея.
— Это восхитительная идея.
Он допивает остатки и щелкает пальцами, убирая бутылку.
— Как это работает? — спрашиваю я его. — Как ты призываешь и убираешь все?
— Я не могу взять что-то из ниоткуда, — объясняет он. — Все, что я призываю, уже где-то существует.
