— Сзади! — кричу я.
Аид разворачивается и хватает его за горло. Он поднимает к его шее другую руку и разрывает тело надвое.
Раздается взрыв чего-то черного, зеленого и мерзкого. Кровь, кровь и плоть, повсюду. Покрывает камни, стекая в поток вод, скользит по щеке Аида.
В этот момент становится ясно, почему его называют монстром.
Краем глаза я замечаю мельтешение, серокожего гоблина с желтой кривой ухмылкой.
— Человек? — шипит он. — Вкусный человек.
Он кидается на меня, но я отскакиваю назад, пытаясь отбить нож в его руке. Он цепляется за мои юбки. Я пытаюсь дернуться, но земля уходит у меня из-под ног.
Я ныряю в реку.
Кто-то выкрикивает мое имя, но оно теряется в вое. Я погружаюсь в жидкую зелень, лица воют в мою сторону. Я закрываю глаза, но чувствую, как они царапают мою кожу, глаза своими ужасными, бестелесными голосами. Отсутствие зрения — еще хуже.
И я не могу дышать.
Что-то твердое и осязаемое сжимается вокруг моих конечностей, и меня дергает вверх. Я все еще не позволяю себе вдохнуть или даже открыть глаза. Держусь и стараюсь не кричать, потерявшись в ощущении, похожем на падение или полет. Я не чувствую ничего и все сразу.
— Сефона. Сефона!
Однажды, в детстве, я случайно отошла от папы и попала под машину. Я ничего не помню о машине, вообще мало что помню о том дне, но мне хорошо запомнился крик моего отца.
Этот еще хуже.
Кажется, я потеряла сознание. Должна было. Потому что ничего не помню о возвращении во дворец. Возникает головокружение, которое поглощает все остальное, пока я не заворачивают в одеяла и не возвращают в мою комнату.
Кто-то зовет меня по имени, грубо трясет.
Я открываю глаза.
Аид, весь в прожилках зеленой крови, его глаза снова стали золотистыми, но совершенно дикими.
— Не кричи, — выдавливаю я.
Он испускает глубокий, судорожный вздох и отстраняется от меня. Я плотнее прижимаю к себе одеяла, и долгое время никто из нас не произносит ни слова.
— С тобой все в порядке? — наконец спрашивает он, сидя на полу, закрыв лицо руками.
Я киваю, потому нет сил говорить. Жду, что он накричит на меня за то, что сбежала, но в его голосе звучит та же мягкость, с которой он обращался к духу.
— Ты дрожишь, — говорит он.
— Мне холодно.
— Возможно, у тебя шок. Смертные могут от этого умереть?
— Не знаю.
— Ты не знаешь?
— Смертных много убивает. Я не все запомнила.
Он моргает, глядя на меня со странным, отсутствующим выражением лица, словно не знает, как реагировать.
— Мне принести что-нибудь? — беспокоится он.
