– Это мужское место: лежать, пить, курить, телек смотреть! Место женщин кухня, огород и ублажение мужчин! Тут вам не Россия! – довольный собой Онур провёл гостей в соседнюю с залом комнату, там стояли две стальных кровати, на их панцирных сетках лежали толстые матрацы.
– Да уж, тут нам не там, тут воздух иной! А чё, красота, окна на улицу! Бельё влажное, но чистое, комната без излишеств, – отметил вслух Алексей.
Кроме кроватей в комнате стоял огромный лакированный сервант семидесятых годов, в нём стояли несколько фотографий неизвестных людей и с десяток запылённых пиал, около окна обшарпанный письменный стол и пара расшатанных венских стульев. Стены и потолок оштукатурены и окрашены в когда-то белый цвет, который уже потерял свежесть и начао желтеть.
– Онур, мы поспим часа три, потом решим, что да как, а то умотались – башка не варит, – Алексей выбрал себе койку поближе к окну, сел на неё, утонув в мягком, толстом, отсыревшем матраце.
– Э, дорогой, конечно, я пока машину во двор поставлю и сынка своего позову, он со мной поедет. Сын – хороший помощник, вмё сделает, а мы с вами балдей-отдыхай. Если туалет нужен, то там за сараем увидите будку, – турок любезно улыбнулся, прикрыл дверь и вышел. Компаньоны достали купленную на трассе бутылку «Кока-Колы» и распили её в честь приезда.
– Да уж, непохоже, что он когда-то зарабатывал много! – огорчённо пробормотал Егор
– Только не скажи, брат! – на восточный манер ответил Алексей, взбил подушку, прилёг и тут же громко захрапел.
«Сын всё сделает, встреча будет, все соберутся…» – вспоминал обрывки уговоров Егор. Краем уха борясь со сном, он слышал незнакомую речь на дворе, перешедшую в короткую ругань со знакомыми до боли вставками на родном и могучем мате. Усталость последних дней неожиданно навалилась на Егора, он мгновенно провалился в тревожный сон.
Во сне творилось невообразимое. Снилось, будто их разбудили казахи в национальной одежде, на которой красовались погоны почему-то советской армии. Казахи конфисковали машину и предъявили обвинение в нарушении сна великого Назарбаева при проезде Астаны. Надев кандалы и наручники, казахи вывели Егора и Алексея из дома. Во дворе стоял довольный узбек-тандырщик и, показывая на них пальцем, твердил:
– Да это они мне продали пакет шуйских шишек! – при этом он плакал, утираясь пологом грязного халата.
Онур, стоя в обнимку с женой, грустно смотрел в след арестованным, смешивая русский и казахский, тихо твердил:
