Водитель и сменщик освободили топчан, отдав его во власть Егору, сами заняли передние места, начали внимательно следили за дорогой. Дорога, казалось, околдовала обоих, и они были не в силах оторвать от неё взгляд.
Воспользовавшись столь приятным бонусом, не обращая внимания на напряжённый разговор двух шоферов и их напряженные переговоры по рации с другими, Егор впервые за много дней развалившись, подоткнув под голову полушубок, крепко уснул.
‒ Всё, вставай, буран прошли, даже немного на цепях шли, ты дрых, будить не стали. А тут уже Астана рядом, да и Мишке спать нужно, его вона как кумарит.
Зевая, Егор нехотя освободил место начал лениво зашнуровывать ботинки, чтобы хоть немного пройтись перед очередным трясучим перегоном, когда засыпаешь сидя, бьёшься беспрестанно о стекло головой и все равно засыпаешь вновь, и так многократно, пока сон окончательно не свалит бренное тело в узкую щель за задним сиденьем водителя.
Ночь. Как надоели эта вечная ночь и ночная езда по бескрайним, безжизненным казахским степям, пустыням с редкими затяжными подъёмами и спусками в районе озера Балхаш, петляющей между вялых складок степи дороги на Караганду. Вечно бредущие где-то на горизонте группы верблюдов, высоковольтные линии без проводов и огромное, усеянное мириадами звезд степное небо с одиноким месяцем, взирающим на всё это безмолвное великолепие откуда-то сверху.
И только рассказы водителей об усеянной разноцветными тюльпанами, густо пахнущей мёдом степи, колыхающейся на ветру под мелодии птиц, вызывали желание побывать здесь весной. А лето, какое оно здесь? Жаркое, сухое, обжигающее лето, когда безжалостное солнце выжигает всё окружающее, раскаляя степь, делает столь невкусной воду в местных источниках. И вкус этой воды, такой жёсткой, насыщенной солями, сохраняется в холодные зимы и не даёт забыть о летнем зное. А такое холодное, затянутое льдом, продуваемое со всех сторон зимнее озеро Балхаш становится столь притягательным жарким летом и тёплой осенью.
Лёжа в щели, Егор терпел: болели от тряски бока, невыносимо тянуло затёкшие ноги, шевелиться не получалось, отчаяние овладевало каждой клеточкой организма. Спящий Михаил навалился на него всем телом, прижав к сиденью водителя. Наконец, не в силах больше терпеть, Егор выскользнул из убежища, сел и уставился на дорогу.
‒ Что, вздремнул? Я засёк, часа три стонал, но лежал. Снилось что? ‒ Геннадий, морщась, смотрел на дорогу, гримаса боли искажала его лицо.
