Русские, собрав вещи, быстро попрощались с хозяином, торопясь, выбежали обратно к Онуру. Скорее уезжать из этой неприветливой местности, где речь и нравы непонятны, а жизнь среди местных неприятна. У дома Онура стояли три шаланды: изотермический фургон и две шторки. Турки утепляли кормы шторных прицепов цветастыми коврами ручной работы. Раздался резкий скрип тормозов. «Москвич», жалобно заскулив подвеской, остановился. Казалось, что машина что-то чувствовала и прощалась с русскими навсегда. Все уже были готовы занять свои места. В Россию уезжал гуманитарный конвой под контролем русских и трёх турок: Назима, Джавдета и Онура. У дома стояли и грустно смотрели вслед конвою «преданные» Талха и Фара. Егор сел в кабину к знакомому Михаилу. МАЗ резко дёрнулся, с трудом выехал на дорогу, оставив за собой огромное чёрное облако. Тучи ушли, луна ярко осветила Михайловку, степь и острые пики гор на горизонте.
«Прощай, “родная” Михайловка!» – ликовало подсознание Егора. От радостного волнения у него начали дрожать губы, зубы выбивали чечётку, слова и мысли путались. Он не нашёл ничего лучшего, чем, отвернувшись, уставиться взглядом в пыльное боковое стекло.
Дорога шла вдоль железнодорожного пути, вскоре справа показалась большая станция, заставленная множеством полувагонов и вагонов, освещённая ещё не погашенными прожекторами и оранжевыми лучами восходящего солнца. Недалеко отъехав от неё, караван повернул влево. Дорога становилась всё хуже, МАЗ тяжело переваливался через неровности дороги, жалостливо скрипел и надсадно ворчал дизелем.
Михаил беспрерывно орудовал рычагом передач, пытаясь подобрать нужную скорость. Сменщик спокойно спал на топчане, не обращая никакого внимание на резкие крены и рывки.
– Ядрён-матрон, твой турок, похоже, нас загрузил не по-детски, – с трудом удерживая перегруженную машину на разбитой дороге, Михаил выкрикнул, размашисто работая рулём.
– Я не знаю, вообще, покупали мы по документам шестьдесят две тонны, и ещё родственник-Назим около тридцати, – мотаясь из стороны в сторону, прокричал Егор, с трудом перекрывая рык двигателя.
– Охренеть! Я с ним договаривался на двадцать пять, нужно будет предъявить – у меня подвеска сыпаться будет с тридцаткой! – водитель злобно ударил ладонью по рулю, добавив витиеватую матерную фразу.
Проснулся сменщик, сел, скрестив ноги, всмотрелся в пыльную убитую дорогу, на раскачивающийся впереди КамАЗ и выдохнул.
