Глава пятая. Поцелуй навылет
Тронутое лёгким загаром лицо. Двухдневная щетина. Родинки на щеках. Ярко выраженные скулы. Танцующие огоньки упрямства в глазах и вздёрнутый подбородок уверенного в себе человека. Настойчивого, целеустремлённого, наделённого самоиронией – на это клюют все. И я не стала исключением, хоть и долго сопротивлялась.
Это как затягивающая воронка из которой не спастись: сколько за спасательный круг не цепляйся – засосёт. Так, может, не стоит и пытаться? Не проще отпустить бесполезный балласт, насладившись последними секундами невесомости перед резким падением?
Ответа на этот вопрос я не знаю, но снова чувствую знакомое головокружение, от которого внутри всё сжимает до размера песчинки. Как писал Хармс>[30]: я не имею больше власти таить в себе любовные страсти. Эндорфиновое удовольствие, расплата за которое слишком велика…
Слабое прикосновение Тиминых губ к моим отзывается пульсирующим покалыванием по всему телу. В голове каша, в сердце тяжёлый камень стыда. Нельзя. Неправильно. Нечестно. Это предательство.
Пересиливая себя, отстраняюсь, пресекая возможность поцелуя.
– Нет? Жаль, ну да ничего. Тогда в следующий раз, – Нечаев и не думает расстраиваться. Для него всё очевидно.
– Я бы не была так уверена. Разбалуешься ещё.
– Ой, брось. Давай будем откровенны: я и так на голодном пайке.
– Уверена, ты как-то решишь эту проблему. За тобой не заржавеет, – поскорее слезаю с него, исключая возможность нового соблазна.
– Это негласное разрешение действовать?
– Действуй. Без меня, – вестибулярочка подводит: колени трясутся, ноги ватные. С гуляющей ходуном лестницы приходится слезать очень осторожно.
Тима себя такими мелочами не утруждает, лихо спрыгивая вниз и приземляясь на укомплектованные мягкие стоги. Я только на середине пути, а он уже подаёт руку, помогая не навернуться.
