Меня замутило. Дина подняла мою голову, поднесла к губам стакан и сказала, что нужно это выпить, будет легче. Я почему-то ожидала, что там самогон, опираясь на познания из похмельного опыта моего пьющего деда. Он всегда говорил, что чем с вечера «отравился», тем с утра и «полечился». Но в этот конкретный момент, я даже представить себе не могла, что смогу сделать хоть глоток пойла из вчерашней трёхлитровой банки. К моему удивлению в стакане оказалась вода с мандариновым сиропом. Его горьковато-сладковатый вкус постепенно возвращал меня к жизни. По крайней мере, я смогла элементарно сесть в кровати, но посмотреть в серые глаза моей спасительницы, не осмелилась. Не позволяло жгучее чувство стыда. Я была настолько омерзительна сама себе, что мысленно поклялась – никогда больше не пытаться посягать на чужое … а мысли, как известно, материальны! С того далекого утра в Евпатории интуитивно влюбляюсь только в свободных, в своих.
Я задремала. Сквозь сон слышала как Дина наводит порядок в изоляторе, с кем-то разговаривает, стараясь громко не шуметь и не тревожить мой покой. Ближе к вечеру материализовался Вадим. Он пришёл забрать любимую с работы и заодно принёс мне горячий куриный бульон в термосе, капустный рассол и пару моченых яблок. Есть совсем не хотелось, даже запах пищи раздражал, но было как-то неудобно отказываться, когда о тебе проявляют заботу чужие вроде люди, в чью душу ты практически наплевала, если не хуже .Вадим заботливо кормил меня бульоном с ложечки, как маленького ребёнка. В голове мелькнула мысль – хороший он будет отец, может быть в этом и сила была его мужского притяжения ? В процессе он рассказал все новости дня – что приходили девчонки, все еще на пляже, потом будут вещи собирать и готовить прощальный ужин, ведь завтра рано утром нам уже уезжать…
Ужас, этот факт вообще выпал из памяти. Встать сейчас и начать собирать чемодан, казалось мне невыполнимой миссией. Тело ломило так сильно, как-будто вчера у меня была показательная порка плетью. Любое движение вызывало жуткую боль. Я еле-еле по стеночке всего пару раз за день доползла до туалета, проделав этот тяжкий путь в пару метров минут за двадцать, уставала, как после целого дня прополки бабушкиного огорода . Это было первое в моей жизни тяжёлое похмелье. В голове, как испорченная пластинка, постоянно крутился один и тот же вопрос, – ради чего нужны все эти адовы муки?
Я искренне сочувствую всем алкашам мира, так глупо расходовать свои силы ради пары часов мнимой свободы от табу. Дина, как медсестра, проявила сочувствие и профессионализм. Она сделала мне обезболивающий укол и дала пару таблеток валерьянки. Стало заметно легче. Я легла на пол и через силу начала делать растяжку, разминаться, как перед тренировкой. И, о чудо, с каждым движением тело исцелялось, уходила боль и захотелось улыбнуться. Минут через десять-пятнадцать физических упражнений я ожила. Смогла встать на ноги и даже сделать парочку наклонов в стороны. Голова ещё была тяжёлой и ощущала я себя, как типичная кукла, набитая ватой , но уже вполне себе сносно могла самостоятельно передвигаться. Дина с Вадимом пошли проводить меня до корпуса, где мы жили нашей агитбригадой. Мы шли, о чем-то болтали и так странно, в присутствии Вадима , Дина уже не казалась милой простоватой толстушкой, а выглядела настоящей русской красавицей. Вадим же при ней из грубоватого первого парня на деревне превращался в нежного рыцаря. Они были парой и каждый становился собой, когда – вместе. Я доковыляла до нашей девчачьей комнаты поздним вечером. Девочки нарезали бутики к прощальному ужину. Мазали маслом кусочки белого хлеба, а наверх укладывали колечки ароматных южных помидор. Сейчас, во времена жесткого ЗОЖ, выглядит все это более чем ужас-ужас, как впрочем и двадцати двухкопеечный батон, разрезанный пополам, щедро сдобренный вареньем или все тем же сливочным, посыпанным сахарком. Гастрономические фантазии подростков, рожденных в СССР, были милы и незатейливы, про полезность устриц Марен Олерон на завтрак с их нежным вкусом и восхитительным послевкусием под бокал французского мюскаде, узнают лишь те, кто выжил в лихие 90-е.
