Наноиды представляли собой удивительный аппарат, результат усилий нанотехников. Я рассматривал один из новейших экземпляров машин. Это была десятая, наиболее сложная модель из серии. По габаритам этот наноид превосходил человека в два раза и был тяжелее впятеро. Он мог воспринимать больше данных об окружающей среде и быстрее реагировать на них, чем машины, с которыми мне раньше приходилось иметь дело. Но никто не мог гарантировать, что его чипы управления находись под полным контролем. Подчинение машины – всегда иллюзия человека. Никто не мог сказать, к чему приведет накопление эмоционального опыта машиной.
При его диагностике мне стало очевидно, насколько сложным должен быть нанокомпьютер, контролирующий эту машину. Теперь наноид мог имитировать эмоции. Возможности имитации были на столько совершенны, что его даже за человека можно было принять, если, конечно, не проверять биосканером. Половина разгадки феномена наноидов имелась на первой странице инструкции по эксплуатации наноидов. В боевых подразделениях никто не делил солдат на первый и второй сорт, а то, что наноиды шли всегда первыми, считалось скорее следствием недостатков живых бойцов, чем малоценности искусственных.
Я проводил координацию перезагрузки имплантов человека и взаимодействующих с ним машин.
Существовала немоторизованная пехота, личный состав которой считался непригодным для нанокомпьютерного манипулирования тяжелой техникой. В нее в основном попадали мужчины и женщины, кто по своей бедности, технофобии или религиозным убеждениям не подверглись имплантированию интерфейсов, дающих возможность осуществлять нанокомпьютерную сцепку с боевыми машинами. Неофициально считалось, что срок жизни солдата немоторизованной пехоты, облаченного в простые бронированные доспехи, в условиях ведения современной войны измерялся минутами.
Вот такие были у нас были бойцы. Хоть живые, хоть искусственные, но все становились личностями с индивидуальными характеристиками.
Неожиданно произошло странное: один из наноидов посмотрел мне в глаза, и я почувствовал, как в голове у меня возникали чужие, но ясные мысли, образы. Мне стало интересно, сам ли он выбрал этот нечеловеческий цвет своего лица.
Поговорить с наноидом удавалось нечасто, поэтому возможности спросить интересный экземпляр о его модификации мне так и не представилось.
Вой наноида прозвучал из оповещающих сирен. Нечто среднее между чистым механическим звуком и ликованием живого существа. Это был сигнал для новви к окончанию работы.
