Последние слова оратора вызвали бурю выкриков:
- Правильно!
- Восьмичасовой!
- Свободу!
- Бастовать до победы!
- Лучше умереть, чем так жить!
Старый рабочий, сидевший на ступеньке резервуара, дернул за штанину Павла:
- Скажи, кто это такие хорошие слова говорит?
- Не знаешь? Да это же наш Гамид!
- Какой Гамид?
- Телефонистом у нас работал. Веселый такой, дружелюбный. Хороший малый! Теперь в городе живет.
Старик глубоко вздохнул:
- Глаза у меня совсем испортились. Да и память... Теперь вот вспомнил... Верно, хороший малый. И, вишь ты, оратор! Хорошие слова говорит!
Речь Гамида разбередила сердца. Равнодушных в толпе не было. Площадь перед газанханой, если взглянуть на нее сверху, напоминала муравейник. Голоса перекрывали один другой. Вот выделился визгливый голос Абдулали. Расталкивая толпу, он энергично протискивался к перевернутому котлу, высоко держа руку.
- Пропустите! - надрывно визжал он. - Я речь хочу говорить!
Наконец ему удалось привлечь внимание присутствующих. Гвалт поутих, и вскарабкавшийся на котел Абдулали крикнул:
- Нельзя! Нельзя, говорю, бастовать! Наши требования, вот увидите, не будут выполнены! И работы нас лишат. А как жить? Как жить, спрашиваю?
- Хозяйский холуй! - выкрикнул кто-то из толпы. И понеслось:
- Трус!
- Не запугивай!
- Все равно не житье!
- Вон отсюда, головастик!
- Дружных никто не сломит!
Но Абдулали опять перекричал всех:
- Вы что, забыли про прошлую забастовку? Забыли, чем тогда кончилось? Делаете все, что в башку взбредет, а потом кулак сосать!
- Заткнись, кобыла паршивая!
- Это вы с Касумом нас предали!
- Столкните его, он хозяйский шпик!
Сильная рука Усатого аги сбросила Абдулали с импровизированной трибуны.
- Товарищи! - Усатый ага возвысил голос. - Если мы все будем дружны, то непременно добьемся победы. Нам не капиталисты страшны, а такие вот, как Абдулали, - трусы, дезертиры, хозяйские наушники.
И снова взрыв выкриков:
- Долой предателей!
- К черту трусов!
- Пусть не забывают судьбу Касума!
Абдулали напугался. Он бы уж и рад исчезнуть, да куда денешься? Толпа клещами сдавила его - не повернуться. "И убьют, убьют, - думал он. - Касума убили, и меня убьют". От страха у него пересохло во рту. Скрыться, во что бы то ни стало скрыться! И он изо всех сил заработал локтями.
Выбравшись в задние ряды, Абдулали передохнул. "Что нужно этой разъяренной толпе? Почему эти люди не хотят покориться тем, у кого власть? Неужто они не понимают, что плетью обуха не перешибешь? Это Мустафа всех взбаламутил! И невесту у меня отбил... Надо сообщить Шапоринскому о том, что тут происходит. Пусть вызывает полицию". А с трибуны неслось:
