Кёнигсбергские цветы | страница 28



Никогда я ещё не видела, чтобы люди так радовались дню рождения. Ну праздник и праздник. Самый обычный день. А за годы войны мы вообще могли забыть про свои именины.

– Для нас день рождение всегда был особенным праздником. На один год ты становишься старше, на один год ты становишься мудрее, ещё один год ты рядом с нами, – сказал Гюнтер и улыбнулся.

Марта убрала иглу патефона с уже доигравшей пластинки, и подошла ко мне.

– Милая, – сказала она, – я знаю, как тебе сложно приходить к нам, но если вдруг у тебя получится… Мы бы очень хотели, чтобы ты сегодня вечером пришла к нам.

– Если ты не сможешь, то это совсем не страшно, – добавил Гюнтер.

– Я приду, – с твёрдостью в голосе сказала я. И я понятия не имела, как это сделать, но для меня это стало в одну секунду самым важным.

Гюнтер улыбнулся, и я тоже, а Марта с Евой опять стали танцевать. Такие они были смешные, и мне было радостно от их улыбок и веселья.

Ушла я от них в полном смятении, но в тоже время в радостном предвкушении. Я не представляла, как же мне выбраться из дома вечером.

В нашей семье отец воспитывал нас очень строго. Моя старшая сестра Катя, будучи уже студенткой института, никогда не ходила с подружками вечером гулять, даже в кино. Ей было очень обидно, ведь она была уже взрослой девушкой, но с отцом бесполезно спорить.

«Пока живёте под моей крышей, будет всё по моим законам» – говорил он.

В конце августа в восемь часов уже темнеет, и можно пройти в дом Марты незаметно, но под каким предлогом мне уйти из дома? И тут меня осенило: «Миша, ну конечно же. Миша».

Я побежала домой как ошпаренная, схватила велосипед и что было сил, стала крутить педали в направлении Кёнигсбергского собора.

Было раннее утро, но на пути мне уже встречались рабочие, двигающиеся в сторону строек, а также женщины с вёдрами и мешками, спешащие с самого утра на уборку картофеля. Я летела как стрела, прокручивая мысленно только одну фразу: «Пожалуйста, будь там. Пожалуйста, будь там».

И… О чудо… Миша был на том же самом месте, с удочкой в руках и папиросой в зубах.

– Миша, Миша, ты должен мне помочь, пожалуйста, это очень важно, – запыхавшись от быстрой езды тараторила я. Через пол часа я должная была уже быть в полях. Иначе отцовская немилость ляжет на мои плечи, в виде розги. Не хватало ещё, чтобы его дочь отлынивала от работы.

Миша смотрел на меня с выпученными глазами. Чем мог он помочь девчонке, которую видел здесь всего один раз.

– Что случилось – то расскажи, – спросил он.