Я предложила ему чай, но он отказался, и ушёл, оставив меня наедине с ценной коробкой. Я вытащила из неё старенький проигрыватель, протёрла его от пыли.
Весь остаток дня я хотела поскорее прослушать пластинку, но я отложила это на вечер. Мне нужно было закончить отчёт, который пришлось взять домой, чтобы успеть сдать его вовремя. Работу я очень запустила в последнее время, и этим домашним заданием нужно было себя реабилитировать.
Полдня я провозилась с цифрами, и только в девять вечера работа была сделана, и я, с чистой совестью могла погрузиться в прослушивание.
Я поставила перед собой розы, села на диван, сделала глоток чая, собираясь с мыслями. Потом опять встала и несколько раз прошлась по комнате. Я очень сильно волновалась, ладони мои вспотели, словно сейчас я увижу что – то очень важное, но я не знала, какого рода будет это важное.
Наконец я собралась духом и положила пластинку на проигрыватель. Она была очень старая. Бумага с названием исполнителя и композиции полностью содрана, на самой пластинке видны царапины и потёртости. Не было никакой уверенности, что музыка зазвучит, но она зазвучала.
Старая медленная и романтичная мелодия ещё довоенных лет, заполнила мою комнату, а потом я услышала голос женщины, она пела на немецком языке. Её тонкий и нежный голосок уводил меня за собой сквозь время в маленький полуразрушенный дом, где жила женщина с двумя, уже взрослыми детьми: юношей с синими глазами, и девушкой с аккуратно собранным пучком белых волос на голове.
Я смотрела на них, и внутри меня всё звенело от радости. Они танцевали под какую – то незнакомую мне немецкую песню. Такие разные, но такие красивые.
Марта сегодня была в длинном тёмно – зелёном платье с белым гипюровым воротником, она казалась мне молоденькой девчонкой, ровесницей Евы. Ева тоже открылась мне совсем иной сегодня. Постоянная строгость и серьёзность слетела с её лица, уступая место кокетству и игривости. Они громко смеялись, подпевая нежному голосу из патефона, а потом, взявшись за руки, водили хороводы.
Я как зачарованная смотрела на них, не понимая, что же с ними происходит.
– Почему они такие счастливые с самого утра, – спросила я Гюнтера.
– Праздник у них, – ответил он, немного смущаясь, но в глазах у него искрились те же искорки радости, как у мамы и сестры.
– Какой же? – спросила я, мысленно прокручивая в голове, какой может быть праздник двадцать седьмого августа.
– Варенька, сегодня день рождение Гюнтера, – ответила мне Ева, – Сегодня ему исполняется пятнадцать лет, – она расплылась в счастливой улыбке и обняла брата за плечи.
