Когда я убедилась, что папа достаточно далеко, чтобы не слышать мой голос, я спросила:
— Почему ты помогла своим врагам?
Лили поджала губы, затем подошла к кофейному столику, где нашла ручку и журнал о яхтах. Папа любил яхты. Он всегда говорил о покупке яхты — с двумя каютами, чтобы мы могли путешествовать по Великим озёрам. Но это было, когда мама была жива. Теперь, когда он был один, я не думала, что ему понадобится яхта.
Я скрестила руки на груди, когда она пролистала журнал и вырвала оттуда страницу с рекламой. Используя толстый журнал в качестве подложки, она набросала на нём слова. Её почерк был чётким и гармоничным, как будто она обучалась искусству каллиграфии. Возможно, так оно и было. Я предполагала, что фейри наполняли свою очень долгую жизнь тривиальными вещами, такими как мастерство красивого почерка. Что ещё им оставалось делать, кроме как мучить людей и присматривать за мёртвыми охотниками… а теперь и за живыми?
Она перевернула бумагу ко мне, чтобы я могла её прочитать.
«Мы не хотим, чтобы люди узнали о нас».
— Конечно, нет.
Снизу донёсся папин голос. Я не могла разобрать всех его слов, но уловила «анализ стекловидного тела», и мне не понравился подтекст. Смерть Блейка не была результатом вождения в нетрезвом виде, хотя мы пили вместе пиво. Единственным положительным результатом работы Эйса в качестве судмедэксперта являлось то, что он, конечно же, понятия не имел, как провести токсикологический анализ гелеобразного вещества из здорового глаза Блейка.
У Блейка больше не было ни здорового, ни плохого глаза.
Отогнав эту мысль, я спросила:
— Почему ты не спрятала гроб?
Она развернула бумагу в свою сторону и написала.
«Моя пыль не действует на рябиновое дерево».
Верно.
— Почему ты сделала так, чтобы это выглядело как авария?
«Легче объяснить, чем ещё один сердечный приступ, не так ли?»
Я сглотнула.
— Так, но это также наводит на мысль, что он сам виновен в своей смерти, хотя это не так.
«Не так?» — она писала.
Я отрицательно покачала головой.
«Верно… это была твоя вина».
Это выбило дыхание прямо из моих лёгких.
— Я не просила Гвенельду будить другого охотника! — я сказала это слишком громко.
Лили прищурила свои большие серые глаза.
«Разве ты не рада, что вас стало на одного больше?»
— Нет, Лили, я не рада. Потому что я не охотник.
Лили склонила голову набок и посмотрела на меня. Я узнала этот взгляд. Это был тот же самый взгляд, которым одарил меня учитель органической химии в Бостонском Университете, когда я неправильно проанализировала молекулярные формулы.
