— Я скоро, дорогая, — пытается успокоить меня дядя.
Унять дрожь кажется невозможным, и я просто киваю в ответ, пытаясь не разреветься.
Стараясь не смотреть на меня, дядя идет в сторону лестницы. Провожаю взглядом его фигуру со сгорбленной спиной, пока дядя не скрывается в недрах второго этажа.
Я сажусь на краешек дивана и принимаюсь ждать. Растираю пальцами горящие огнем виски. Голова болит так жутко, что даже подташнивает.
Оглушительно хлопает дверь черного хода, и я вскакиваю на ноги. Поворачиваюсь на каблуках и буквально утыкаюсь в его суровый взгляд из-под насупленных бровей.
— Добрый вечер, Агния, — проговаривает хрипловато, совсем как тогда, когда творил с моим телом, что хотел.
— Дядя Ильдар ждет тебя наверху, — выставляю я эту фразу как щит.
— Пусть так, — ухмыляется Олег и подходит ближе.
Пячусь, семеня на высоких шпильках, но Олег в несколько широких шагов уничтожает разделяющее нас спасительное расстояние и хватает меня за запястье. Его пальцы жесткие и горячие. Они словно капкан.
— Отпусти, — шепчу я, готовая упасть в обморок.
— Куда собралась, Агния? — угрожающе шипит он, притянув меня так близко к себе, что я касаюсь его мощной груди, обтянутой светло-серой рубашкой.
— Я закричу, если не отпустишь, — обещаю я. — Дядя не даст меня в обиду.
— Дядя? — переспрашивает Олег Цербер, зловеще улыбнувшись. — Ты же знаешь, что в этом доме на каждом этаже есть изолированный вход.
Крепче сжимает пальцы на пульсирующем от боли запястье и тащит меня к двери. Распахивает ее и приказывает:
— Посмотри на подъездную дорожку. Видишь там машину своего защитника?
Он меня не отпускает. Пальцы давят на кожу, умножая боль и, вероятно, оставляя синяки, но это неважно. Я, напрягая глаза, вглядываюсь в светлый от яркой подсветки сад, скольжу взглядом по воротам и подъездной дорожке, что тянется от них. И как бы я ни старалась, я не нахожу дядину серебристую машину.
— Почему он уехал? — бормочу я.
Олег захлопывает дверь прямо перед моим носом, с силой дергает меня за руку и прижимает спиной к стене.
— Так он тебе ничего не рассказал? — ухмыляется он, склонившись надо мной.
Цербер так близко, что я слышу его дыхание, и никуда не могу деться от тяжелого терпкого запаха табака и ванили.
— О чем? — спрашиваю я, внезапно осмелев.
Храбрость вспыхивает в груди ярким факелом. Я буду сражаться за себя. Теперь он не получит так просто того, что желает. Я не легкодоступная девка. Я не такая, как все его пассии.
