– Я вам так скажу, уважаемая, – вступил в разговор Николай Петрович, – от наших женщин жизнь зависит. Котельная эта – единственный источник тепла в поселке – зимой потребляет 500 кг угля в час. Посчитайте, сколько за смену надо уголька лопатой забросить.
Оператор удивленно присвистнул:
– А автоматика как же?
– Это где-то там, в большой энергетике, а у нас лопата – и есть главная автоматика. Да еще раскаленный шлак надо слегка остудить, погрузить на тачку и выкатить в золоотвал. На прошлой неделе, читали небось, остались мы без электричества: прокачка воды через котел прекратилась, а уголь в слое продолжал гореть. Это ж не газ, где отсечной клапан сработал, и котел потушен. Так наши операторы в полной темноте выгребали горящий уголь себе под ноги. И спасли все котлы.
Повисла пауза.
– Расея, черт ее подери, что тут скажешь… – бормотнул осветитель, но замолчал под осуждающим взглядом Анны.
Пока съемочная группа допивала то ли чай, нагретый Гавриловной, то ли какую-то жидкость, подливаемую Николаем Петровичем из вытащенной из-за пазухи фляги и закусывала «ссобойками», выложенными на стол радушными хозяйками, Павел вышел из котельной, присел на лавочку у дверей. Думать не хотелось.
Белел выпавший за ночь снег, и почему-то на фоне этой белизны все остальное казалось несущественным…
– Можно с тобой посидеть?
Павел поднялся, встретившись взглядом с Анной. Нет, годы не обошли ее стороной. Вот и морщинки у глаз, и носогубные складки стали глубокими, расплылся когда-то узенький подбородок… Вдруг стало очень больно, что не на его глазах происходили эти изменения.
– Может, ты мне хоть сейчас скажешь, что у нас с тобой не получилось?
Павел не знал ответа на этот негромко заданный вопрос. Преодолевая собственную немоту, попытался подобрать слова:
– Ты была такой… яркой, а я рядом с тобой – удручающе бесцветным. Что я мог тебе дать?
Она перебила, не дослушав. Отвернувшись, произнесла, четко выговаривая каждое слово:
– Ты был единственным мужчиной, которого я любила.
И, легко ступая, пошла по дорожке, которую Павел утром расчистил от снега, к ожидавшему их автобусу.
Остолбенев, Павел какое-то время смотрел ей вслед, потом в два шага нагнал, преградив дорогу, встал перед ней:
– Но ведь это ты ушла. Почему?
На виске Анны билась тоненькая жилка, редкие снежинки, покружившись в воздухе, опускались на взлохмаченные волосы и не таяли.
– Дура была. Хотела, чтобы позвал, попросил, но ты же – молчун.
Она улыбнулась:
