С детских лет Поля жалела маму, но мечтала совсем о другой жизни. Аделаида Марковна могла сколько угодно говорить о необходимости учиться; сама она вырвалась с окраины, выйдя замуж за немолодого вдовца, который и учиться на вечернее отделение ее пристроил, и с устройством на работу после института помог. Поля хотела того же. Ей не нужны ровесники-мальчишки, живущие по соседству, которые будут напиваться так же, как их родители; она мечтала о положительном, интеллигентном мужчине, который, словно принц из сказки, решит все ее проблемы. Научно-исследовательский институт, куда Полину по знакомству приняли на работу, был верным шансом: с точки зрения Поли, «положительных и интеллигентных» здесь хватало.
Павел стеснялся своей субтильной фигуры при слишком высоком росте, длинных рук, сутулой спины, и ни в какую любовь с первого взгляда не верил. Тем невероятнее было то, что обрушилось на него словно стихийное бедствие.
Толпа студентов не ворвалась, а буквально «ввинтилась» в узкую дверь троллейбуса, мгновенно заполнив салон. Высокий парнишка в черной водолазке на весь троллейбус хвастался удачей: купил пластиночку за 60 копеек с песнями Мирей Матье. Сыпались иностранные названия песен, имена Азнавура, Синатры … То, что Павлу эти имена ни о чем не говорили, почему-то раздражало. Но когда девушка, стоящая рядом, тихонько, едва шевеля губами, напела: «Жетэмэ, жетэмэ, жетэмэ, жетэмэ!», – Павел с удивлением узнал мелодию, которую совсем недавно слышал в понравившемся ему фильме «Городской романс».
Возле дверей образовалась давка, девушку с прямой челкой над веселыми карими глазами прижали к Павлу так, что перехватило дыхание. Она не уступала ему ростом; пухлые, чуть тронутые помадой губы очутились настолько близко, что невозможно было удержаться от поцелуя.
Павел никогда так не вел себя с незнакомыми девушками. Это было наваждение, от которого он очнулся лишь у себя в комнате. Девушка спала на боку, поджав ноги в коленках и доверчиво положив голову ему на грудь. Разметавшиеся волосы щекотали подбородок, а он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть сказку.
Павел не знал и боялся задумываться о том, почему Аня согласилась пойти к нему, и вообще, что это было… Ему все время хотелось ее фотографировать. Когда на нее падал солнечный свет, пробивавшийся сквозь давно немытые окна, от лица с монгольскими скулами шло слабое свечение; когда текли по лицу и телу струйки воды в душе, кожа казалась прозрачно-матовой и соперничала с нежными розовыми лепестками. Она улыбалась, размахивала руками, оживленно что-то рассказывала, замирала, слушая своего Синатру, пластинку с песнями которого принесла в первый же вечер, и в каждое мгновение становилась другой, еще непостижимее чем минуту назад. У нее был только один недостаток: она не любила фотографироваться, смеялась:
