Женщине не с кем было поделиться своими переживаниями. Она продолжила делиться своими переживаниями с котом, которому и дела никакого не было до ее отношений с Мишей.
– Вот, Усач, ты что скажешь? Разве это правильно, то, что Зина ходит к нему поздно ночью. Кому бы такое понравилось? Вот и мне было неприятно, когда увидела ее, выходящую из его дома. Он не наговорится о ней. Хотя, да, ты прав. Миша же мне никто и имеет право. Меня только смущает поведение Зины. Женщину, которую я спрашивала про Мишу и она ничего не рассказала про их отношения. А она должна была? Нет, конечно. Как же все сложно. И зачем я дожила до такого возраста, где сама перед собой позорюсь, в полночь ревную какого-то старика к какой-то то женщине. Где в молодости были мои глаза? Раз так хотелось отношений, то почему тогда ни на кого не смотрела. Что же теперь на меня нашло и веду себя так, как бы мне совсем не хотелось. Не хотелось бы?– Спросила она себя, – не знаю. Я не знаю, что я хочу и чего не хочу! Все очень сложно. У меня нет практики в таких делах. Я стала седовласой женщиной, так и ни разу ни с кем не пообщалась, ни с кем! Разве мне будет теперь легко общаться с кем-то и тем более наверстать упущенное время? А тебе никто и не предлагает общаться, Мэри. Что ты лезешь к мужику, у которого, как ты поняла все прекрасно, все хорошо с Зиной. Ты что творишь. Ты свободна. Нет на тебе никаких обязанностей! Как же нет? В меня же, как сказала Зина, влюблен кто-то. А если и так, то этот кто-то же не Миша, а с другим мужчиной я общаться не хочу. А может, тот мужик еще лучше Миши?– Все равно не хочу. Если бы это был Миша, то я была бы самой счастливой, но ни с кем-то другим. Как же все сложно. Если бы даже Миша, быть может, и отвергла бы и его. Но, даже если бы это был он, мне бы было приятно, что у него ко мне чувства. А он, черствый. А к Зине не черствый. Видела и слышала, с какой теплотой он о ней говорит. А со мной он часто разговаривал и даже недавно обедал. Однако так строго и официально не вели себя Сталин и Черчилль, и кто там еще был? Ах, да, Рузвельт во время Тегеранского договора!
А если спросить саму себя, так у меня и прав никаких нет его обвинять. Он мне ничего не обещал и даже не знает о моих чувствах к себе. Какие там чувства? – Перебила тут же Мэри сама себя, – чувства у молодых бывают, а мне в моем возрасте только о хозяйстве если силы хватит думать и то хорошо. Размечталась. Любви ей, захотелось, – упрекнула себя Мэри снова. Любовь она для молодых, а не для такой старушки как я.
