– Экспроприируешь, – кричит Куинджи из уборной, – А то как для партии – пожалста!, а как для друзей – фиг?!
Сталин глазами блеснул от обиды и ушёл. Час нет, полтора. Через один час и тридцать пять минут возвращается с трёхлитровой банкой браги.
– Всё, – говорит, – что смог.
А сам еле на ногах стоит.
– Ну, падло! – орёт Куинджи,– ща я тебя разрисую, вождь недоделанный, ща я тебе твою трубку говёную в жопу засуну!
И ещё много чего кричал и про усы, и про национальность, и про родителей. Тут уже Менделеев не выдержал.
– Да хватит тебе, Архип. Ты же видишь, ему уже всё равно, он же никакой.
И вправду, Коба вроде бы и стоит, но глаза закрыты и уже похрапывает. Отнесли они его в дальнюю спальню, на кровать бросили, как был, в одежде и пошли вечер продолжать.
Менделеев быстренько из подручных средств аппаратик самогонный соорудил, перегнали брагу, разбавили в нужных пропорциях.
Куинджи аптечку притащил, чего-то добавил, зелёнки капнул – ну вылитый абсент!
И настроение сразу у обоих улучшилось. Выпили, поболтали о том, о сём. Даже пару песен модных акапело спели.
– А может и к лучшему, что Коба спать лёг, – сказал Менделеев, почувствовав руку Куинджи на своём колене.
Иван Петрович Павлов был не робкого десятка. Ага, как же! Не дождётесь! Он одной левой мог обезвредить до семи опасных людей. Но! В том-то и заключалась беда Иванпетровича, что была у него только одна рука. Если же хулиганов было больше семи, то Иван Петрович сильно страдал. А, нет! У него было две руки, но одну он никогда не вынимал из кармана.
Вот однажды решил Иван Петрович купить себе собаку-поводыря. Для этого он даже пошел на рынок, где продают всяких живых существ. И вот возвращается Иван Павлов домой, а жена ему:
– Здрасти! Явился.
А на поводке у него маленькая обезьянка. Жена ему тогда и заявляет:
– Если согласен – подпиши тут и вон там.
Ну, он и подписал. А остался в чем был. Все остальное жена у него отсудила.
И пошел Иван Петрович Павлов по дорогам. Сам поет, а обезьянка танцует. Так он насобирал денег на шарманку. Сам на шарманке играет, а обезьянка
поет. Голос у нее такой чистый-чистый, как ручей горный из тающих снегов.
Тут Иван Петрович задумался над смыслом бытия и встретил своего брата-близнеца. Звали его Дмитрий Иванович. Фамилия неизвестна.
Иванпетровичу было сорок лет, когда Дмитриваныч появился на свет. И вот они встретились. Да так, что даже обезьянка петь прекратила. Только и слышно было, как шарманка играет. Стоят, значит, и смотрят друг на друга, понять ничего не могут. Так и разошлись кто куда. Дмитрий Иваныч восвояси пошел, а Иван Петрович на зоологический рынок. Там он обменял все свое имущество на гладкошерстную собаку.
