Я хочу его. Но не так как Эвана. Я больна им. Отравлена. Контужена. Пожалуйста, лучше бросьте меня в аквариум к чёртовым ядовитым ежам, это легче, чем ощущать его так близко, но знать, что он принадлежит всем.
– Ева. Моя… Ева, – шепчет он, закрыв глаза. И всё же прижимается губами к виску.
– Твоя… девятнадцатая Ева, Адам, – остужаю я его, заставляя отпрянуть. – Можешь даже звать меня просто Девятнадцатая.
– А если всё не так? – приподнимает он моё лицо за подбородок. – Если ты та самая? Единственная. Первая.
– Да хоть двадцатая. Не важно, – упрямо качаю я головой. – Это – игра. И пусть она будет по правилам. Хорошо?
– Да, – кивает он и вдруг улыбается, но словно чему-то своему. – Она будет по правилам. Не смею тебя больше задерживать.
Я киваю. И он даже лично открывает мне дверь кабинета, чтобы проводить. Я даже почти выхожу.
Только меня останавливают его руки. И его губы, что, лаская, касаются моих. И не он, я впиваюсь в них с таким напором, что мне позавидовали бы все водонапорные башни мира.
Дверь с силой захлопывается. Он прижимает меня к ней спиной. Но мне и этого мало.
Подчиняясь его рукам, что приподнимают меня за бёдра, я обхватываю его ногами.
Подчиняясь его притяжению, которому я больше не в силах сопротивляться, я обнимаю его за шею.
Подчиняясь его губам, из моей груди вырывается не вздох, стон.
«Кажется, я люблю тебя, Адам. А значит, я не единственная. Я как все. Потому что безнадёжно, безумно, отчаянно, безрассудно тебя люблю».
– Прости, – шепчет он, вдавливая меня в свою ширинку.
И я чувствую, как толчками сокращается, дёргается его плоть, когда он стонет, уткнувшись в мою шею.
– Думай что хочешь, но я не отдам тебя никому. Никогда. Ни за что, – тяжело дышит он.
И я, кажется, только что испытала свой первый в жизни настоящий оргазм. Нет, не из-за его подрагивающего за несколькими слоями ткани в моей промежности члена. Из-за его слов.
– Не торопись с громкими заявлениями, – разрываю я его благодарный, затяжной, самозабвенный поцелуй.
– Каким бы плохим я тебе ни казался. Дай мне шанс, – ставит он меня на пол и прижимая всем телом к стене, упирается лбом в дверь.
– Разве не за этим я здесь? – одёргиваю я платье, слегка отодвигая его от себя.
– Я не знаю зачем ты здесь, – скользит по моей щеке большим пальцем. – Но точно знаю, что умру без тебя.
Он целует палец, что только что касался моего лица, не сводя с меня глаз. А потом скрестив руки на груди, обнимает себя, словно ему холодно, и отступает, позволив мне открыть дверь.
