– Послушайте, – обращаюсь к нему по-английски. – Мы с мужем торопимся в больницу. Я… Боюсь у меня может случиться выкидыш. Час назад начались сильные спазмы в животе.
Для большей убедительности я обнимаю себя руками, слегка сгибаюсь, наклоняясь вперед.
– Муж остановился здесь только потому что я попросила. Мне показалось, началось кровотечение. Это… это все по моей вине. Понимаете?
Я изображаю слабое подобие улыбки. В конце концов, женщина в таком состоянии не может улыбаться, растягивая губы чуть не до ушей.
– Мадам, не знаю как у вас в Италии, но в Америке, откуда я родом, правила нарушать нельзя. Подобным образом вы подвергаете опасности не только себя, но и других участников дорожного движения. Понимаю, что у вас своя ситуация, но почему остальные должны от этого страдать?
– Мы спешим, правда, – тихо проговариваю я, осознавая, что от волнения немеет и заплетается язык. – Я уже теряла ребенка. Я не хочу, чтобы это снова повторилось, пока мы будем дожидаться полицию.
– Можете не дожидаться их, – мужчина посмеивается. – Я сам дождусь и сообщу им номер вашего автомобиля.
– Пожалуйста, я…
– Значит, вы не отмените вызов? – уточняет Чертков, перебивая меня, причем демонстративно на итальянском языке.
– Нет, конечно, – американец закатывает глаза. – И вообще, приятель, ты мог бы быть приветливее, как твоя жена. Раз уж я обращаюсь к тебе по-английски, мог бы ответить…
Завершить фразу он не успевает.
Чертков открывает дверь. Так резко, что мужчина отлетает в сторону, не удержав равновесия. Вскрикивает, стонет, бормочет что-то неразборчивое.
Чертков выходит из авто, хватает его, оттаскивает куда-то во тьму, уводит вне поля моего зрения.
Удар. Удар. Хруст костей.
Я зажмуриваюсь. Отворачиваюсь в другую сторону. Я ничего не вижу. Но все равно инстинкт срабатывает.
Я не хочу видеть. Не хочу знать. Хотя что это поменяет? Ничего. Ровным счетом ничего.
Я слышу как открывается багажник. Что-то отправляется внутрь. Авто пружинит под тяжестью дополнительного веса. Багажник снова закрывается.
Чертков возвращается обратно, заводит двигатель.
Я вглядываюсь в него, изучаю мускулистые руки. Я не вижу крови.
– Ты убил его?
Он ничего не отвечает. Мы движемся в ночь в полной тишине. Говорит только автомобиль. Звук мотора, звук колес. Вот единственный ответ, который я получаю.
– Что это за история с ребенком?
Я не сразу понимаю, к чему он клонит. Приходится напрячь память и сосредоточиться.
– Нет никакой истории, – говорю медленно. – Я пыталась сделать так, чтобы он отвязался от нас по-хорошему, без лишних вопросов.
