– Можно я с ними поговорю, объясню, почему они нужны, и отошлю домой? Может быть, их помощь ещё и не понадобится.
Генерал разрешил. Иван отпустил бледную Ольгу, её увёл художник, и увидел Таню.
– Надо взять молитву и читать! – узнав, в чём дело, сразу зашептала Таня. – Я найду хорошую молитву. Знаешь пятиэтажный универмаг рядом с парком Железнодорожников? Её моей подруге давали читать, она там продавщицей работает. Она девушка честная, но начальник вор, и дело плохо. И она читала каждый день. Богородице. И та спасла её от недостачи. Помогла.
Помощь понадобилась, и не только небесная.
Несколько тяжких дней не только Иван, но и Слава, и Ольга, и даже Стёпа и Таня уговаривали Марьям. Уговаривали девушку и её отец, генерал, и хороший человек, старший лейтенант Коля Пономарёв, и его начальник, и простодушный преподаватель курсов, которого однажды так смутил Ванин ответ, и другие преподаватели, имевшие отношение к учреждению, и много кто ещё. Уговорщики сменяли друг друга днём и ночью. Капитонов, как ревниво предполагал Иван, действительно оказался довольно близок обеим девушкам. И в конце концов обещаниями и посулами Ивану и отцу удалось Марьям разговорить.
Сморщив лоб, Маруся вглядывалась в Ивана.
– Поклянись, что Зайнулле точно ничего не будет!
– Точно. Его арестуют и выпустят через месяц с небольшим, через сорок шесть дней. Он, конечно, больше не будет следователем и уедет из этого города, но в остальном с ним всё будет хорошо, что бы он тогда ни натворил.
Генерал вздохнул.
– Главное, чтобы он не обиделся, – подняла туманные синие глаза Марьям. – А то он доверился, он всё объяснил… Хорошо, я всё скажу, Ваня. Когда ты был… – она покосилась на отца, – …гулял на острове с Ольгой, ты знаешь, в парке имени Железнодорожников, тогда Зайнуллу зло взяло. Он забрал из чемодана кобуру с оружием, убедился, что Ольги нет, и пришёл в комнату.
– Он ломал дверь? – спросил Ваня, потому что генерал был безгласен.
– Нет. Я сама открыла, – скорее трепеща, чем волнуясь, отвечала Марьям. – На пороге Зайнулла наставил на меня наградной маузер, такой, с планкой, и сказал: «Отдайся или буду стрелять!»
– И что?
– И я сказала: «Стреляй!» Не потому, что Зайнулла мне не нравится, совсем наоборот. Но чтобы он не подумал, что я согласилась изза маузера. И потому, что была в восторге оттого, до чего мой Зайнулла дошёл – пистолет направил. И я сказала: «Стреляй!» – и зажала дуло ладонью, вот так! – Марьям сжала забинтованную руку, к большой радости Ивана, убедившегося, что какимто чудом друг её не сильно покалечил.
