Вспомнив про вино, Ваня поднялся по кривым боковым ступеням на террасу. Официантка в кокошнике из бумаги и фольги не тронулась с места, будто прибитая к дверям держащей фартук и грудь брошью. Эта фиолетовая официантка занималась исключительно тем, что неодобрительно смотрела на посетителя, сидевшего за столиком и до такой степени не собиравшегося ничего заказывать, что даже скрестившего на груди руки.
Так Иван нашёл за столиком чайной маленького злого Зайнуллу.
– Марьям ещё час назад… – Опомнившийся Иван понял, что не знает, давно ли ходит по городу. – …Маруся уже давно домой пришла. Ты-то где ходишь? – спросил Иван и смущённо замолчал.
Молчал и Зайнулла. Подумав немного, Ваня зашёл за полог одной из дверей, выбрал на зеркальной полке над деревянным прилавком бутыль в медалях и вернулся за столик, осыпав с полога мух.
Официантка оживилась. Заслонив и солнце, и затмение, она нависла над столиком:
– Вам стаканы принести?
– Нет! – отрезал Иван, получив в ответ свирепый взгляд.
– Я с-с ума с-сойду! – процедил Зайнулла с присвистом. – Я даже потрогать её не могу – не то что поцеловать! Представляешь? Это я-то! – глаза Зайнуллы вновь живо засверкали.
Ване подумалось, что, хотя маленький Зайнулла несколько преувеличивает свой любовный героизм, доля истины здесь есть, и благородно промолчал.
– Убью её! – выдохнул Зайнулла, показав на мгновенье в себе какого-то далёкого восточного деспота, своего предка, и оттого растерялся. – Видеть её больше не могу – а если увижу, то не могу смотреть, не могу говорить. Глаза б мои на неё не смотрели! А если с ней не буду – я умру! О-ой! – Зайнулла со вздохом опустил голову на руку.
Иван сел за стол.
– Ну скажи, что мне делать? Что мне с ней делать?
На лице глядящей в синее пространство официантки заиграла слабая, мечтательная улыбка. Тени от сахарницы, перечницы, солонки, бутылки вина, положенного букета, забытой ложки на глазах темнели и увеличивались.
– Если уж так ставить вопрос, что убивать – не убивать, я бы сперва к ней обратился. Поговорил. Спросил у неё самой.
– О-ой! Я же говорю – слов нет! – замотал головой Зайнулла.
– Тогда просто обними.
– А если она испугается?
– Ты так, ненавязчиво. Если что – скажешь, пошутил.
– Как я её могу обнять? Если я рта раскрыть не могу, то руки совсем не подымаются!.. Ну давай! Пойдём!
– Куда?
– К ней! – выдохнул маленький военный, и Ваня едва успел подхватить вино и прижать букет к груди.
И всё же Ольга казалась Ивану лучше Маруси. Она казалась ему очень красивой. Хотя, конечно, Ваня тоже не мог долго разглядывать Ольгу. Но в том, как слегка косили её сине-серые глаза, в том, как завивались соломенными вихрами концы длинных, до плеч, волос, в том, как чуть-чуть приподымался кверху её острый носик, в маленьком остром подбородке, в высокой шее, в длинных белых, но не слишком худых, руках, в крепком и высоком, тонком теле, во всей Ольге – было столько интересного!
