Это оскорбительно, наверное, но удивляло не это, ему казалось, что он почувствовал промелькнувшее присутствие чего-то еще, важного. Того, что не замечать нельзя. Чего-то…
Война. И, вероятно, так уже случалось не раз и не два. А ведь это были люди, такие же, как и мы, и у них были свои герои той войны, которые умерли и забыты, и горе, и ночное бегство… под свет пламени пожаров, плач детей и куча чего еще, а теперь ничего этого нет, об этом просто не помнят. «Ну, воевали, так воевали, теперь не воюем» – четыре-пять поколений…
Вот опять. Ощущение чего-то важного снова промелькнуло совсем близко, и Чию показалось, что вот сейчас он что-то поймет. Он опять не понял, но вместо этого вдруг почувствовал бездну человеческой древности почти физически. Вдруг очень подробно и реалистично представилось, так что аж заворожило.
Да, так уже было, и не раз, и не два, только о тех разах, естественно, уже никто и не помнит, и, возможно, даже не тысячу раз, а что было сто поколений назад? Л пятьсот? Ведь когда-то же они пришли сюда, на эти бурые равнины, и у них были свои герои.
И за всеми мыслями, облеченными в слова, перед взором все время, пока он пытался это себе объяснить, лежала эта самая Древность, почти видимая и осязаемая, которая все это образовывала, включала в себя и содержала. Величественная и массивная, протянувшаяся до предела воображения, до сизой дымки его горизонта.
Чий еще долго об этом думал. Больше они не разговаривали, мешок мерно двигался от ходьбы на боку, от него болело плечо. Краюха отстал, его не было слышно, и Чий не оборачивался. На предплечье ему упал большой прыгунок. Он взял жука двумя пальцами за панцирь, перевернув вниз глянцево-блестящей спиной. Тот истерично заработал лапками, кажущимися обутыми в малиновые сапожки.
Почему-то вспомнился хутор Кунара. Не тот, в котором он живет теперь, а старый, за оврагом, времен его раннего детства, заросший мшельником с красивыми длинными листьями, и большой полянкой в зарослях у стены, у которой они играли с братом в «Лес», и он любил мечтать, оставаясь один, там было такое место: он ложился головой к кустам, в самую сырость, затылком к корням, и смотрел на него через ветки. Вот как раз на поляне там и в овраге, еще дальше от дома, за ней всегда было очень много прыгунков почему-то. Даже зимой, когда их не встретишь, там они все равно оставались, забивались в щели у избы и, если потыкать прутиком, обязательно вылизали, смешные, сонно-заторможенные…
