Огонь горел уже в полную силу, и по дому поползла сизая завеса дыма.
– Драр! Жара же! – опомнился он.
Ничего, сейчас вечер уже будет, похолодает. А я есть хочу, – он вытащил из-за пазухи что-то темное, развернул, запачкав руки кровью. На травяной плетенке лежали четыре толстые полоски мяса. – С шеи. Не сухари же эти твои есть. Сейчас нарежу вот только.
Он достал мясо, откинув плетенку к входу. Жара.
Чий отодвинул в сторону занавеску, привязывая к косяку, сморщился от резкого света, свет неприятно резанул глаза, ворвался внутрь, уничтожив темноту. Он увидел, грязную пустую вечернюю улицу, и дома теперь было видно, что тоже грязно и тесно, все стало плоским, теперь не осталось никакого уюта, который был здесь вместе с темнотой. Снаружи уже действительно было свежо, с улицы залетел легкий ветерок, охладив вспотевшую под рубашкой грудь. Захотелось сходить куда-нибудь, размять ноги, посмеяться.
И так весь день дома сижу. С другой стороны, брат только пришел.
– Чего в дверях встал, погулять собрался?
– Не знаю… – Чий глянул в дом. За дымовой стеной смутно проглядывалось оранжевое пятно огня. – Да нет, наверное, с тобой посижу.
– Не получится, я сейчас сготовлю и пойду, даже поесть не успею. Иди.
– Куда пойдешь?
– Да надо там, мать по дороге поищу.
– Зачем она тебе?
– Да думаю, пускай с Соломихой поговорит, материи у нее возьмет.
– Ну и что за срочность, горит, что ли?
– Да не горит.
– Ну и что тогда? Потом поговоришь, вечером придет, и поговоришь.
– Ну, значит, не получится потом. Это грязное уже, обтрепалось, – он потряс себя за рубаху. – Я в этом ходил, а завтра, может, или послезавтра опять уходим – мне переодеться не во что. Если опять в этом пойду даже, то в Деревне в чем потом?
– Ничего, повоняешь немного.
Драр на шутку не ответил, делал что-то у огня.
– Так все-таки завтра пойдете?
– Скорее всего, нет, скорее всего, через день.
– Ну, вот и не ходи, успеешь, и ты же вообще есть хотел.
– А если все-таки завтра, тогда что, вонять? И вообще я не из-за матери пойду, говорят тебе, что дела, а есть я и сейчас хочу, вернусь, поем. Иди пройдись, вечером поговорим, если придешь не поздно. Иди.
– Ну, сейчас, дождусь тебя, вместе выйдем.
– Драр качнул головой, причмокнув от раздражения, заговорил уже, как будто не для него, тише, себе под нос:
– Чего сидеть, в жаре, в дыму, были бы дрова нормальные, гнилье с дерьмом, я уже готовить не хочу, один дым, нет, сидит.
Он говорил еще что-то, Чий не стал слушать, глядел на улицу, ненормально в это время пустую, на брата.
