Но оставалось, в таком случае, неясным утреннее происшествие, зачем он не пустил Тольнака искать броды в Степь. Ведь не пустил же, это точно, потому что знал, что они все равно идти там не будут, а следовательно, и искать не надо ничего. Но напрашивался еще один ответ, простой, прямой, от него исходила, буквально ореолом реалистичность: Тольнак лучше всех тут мог найти проход, путь к марям, это было бесспорно, но он мог сделать и по-другому – саботировать все это мероприятие, помотать их по самым омутам, сделать так, чтобы кто-нибудь тонул случайно, а потом спасти его после этого. У Израна там бы уже ничего не получилось. Не нужен Тольнак с половиной людей на юге, а нужен только с «самим», но ведь он и на севере не нужен тогда. И что тогда выходит? Надо поговорить, по- любому надо.
Он немного успокоил себя тем, что это мнительность, что фактов у него по-прежнему нет никаких, не полностью, но все-таки немного отвлекся на время. Места пошли дикие абсолютно, сначала появились большие проплешины, в которых деревьев не было совсем, огромные, на сотни шагов, из растений, во всяком случае живых, здесь по-прежнему встречались только это – корень-змея, с торчащими сочными листьями, завитое клубками в грязи, может и животные водились, плоскоголовая та плавающая зверюшка точно водилась, так как там, где надводная часть корнезмея была съедена, вверх поднимались аккуратные, как специально заточенные, колышки – остатки корневища.
Но это только по краям, нечасто, среди мертвых, гнилых деревьев, тоже очень редких, а ближе к центру не встречалось ничего даже водоплавающего, кроме ряски, и то местами ее тоже было немного. А потом проплешины завершились совсем, их больше не было, потому что начали идти мимо одной, и стало вдруг ясно, что она не кончится. И тут впервые, пока они шли по этим нескончаемым гнилым топям, он увидел горизонт, поразившись истинному величию Болота, оно шло до линии, где вода и серые, опять в тучах небеса, соединялись, как в ту, так и в другую сторону. Из воды, где-то там, в отдалении, среди крапинок, как будто грязи, на поверхности, на самом деле, видимо, все же ряски, и каких-то еще сухих островков, торчали редкие тоненькие прутики – деревца. И все это было Болотом, видимо, сердцем его, тем «поясом глубины», про который говорил Тольнак. Деревья редкие тут, как и вообще хоть что-то, встречались узкой полоской и внутри нее они шли. Полоса практически неразличимая, когда в ней движешься, и он не сразу задумался, что это будет выглядеть так, если смотреть откуда-нибудь со стороны, с расстояния. А когда она начала немного петлять, ломаясь под разными углами, он все-таки решился Тольнака догнать, постепенно убедив себя, что страшного в этом ничего нет, а случая поговорить, может, не будет до вечера, хотя бы поглядеть на реакцию, начать с самого общего. Будут коситься с подозрением – то и не продолжать, якобы просто так догнал, не заметят, – тогда может и узнать получится что-нибудь.
