В начале мая | страница 2
Я не могу оторвать взгляд от мерзкого зрелища. Гипнотический ужас приковал мои глаза к чудовищному совокуплению: два зеленоватых брюшка тесно прижаты друг к другу, надкрылья подрагивают, а челюсти, похожие на клюв попугая, дробят щиток еще живого самца, который словно в экстазе судорожно сучит верхними конечностями.
Возникает новый звук, сначала нежный, как пение сверчка, затем нарастающий до пронзительного свиста, словно неисправный микрофон на ушедших в прошлое митингах или концертах.
Невольно я делаю шаг назад. Это самка звинчит. Отсюда и их название: звинчи. Ни у кого не было ни времени, ни желания придумать что-то другое, да, в общем-то, лучшего и не найдешь.
Их главная и реальная сила не в омерзительности и жестокости, по сравнению с которыми самые жуткие кошмарные сны кажутся детскими сказками. И не в их количестве, которое так и не удалось точно определить. Их главное преимущество над нами в способности звинчать. Когда их модулированный свист поднимается до такой высоты, что становится неслышимым, люди и животные падают замертво и, если он не прекратится, уже не встают.
Но это еще не все: они используют эту свою физиологическую особенность как боевое оружие, усиливая ее действие с помощью специальных аппаратов. Звинчам не понадобились пушки, чтобы разрушить наши дома: хватило и ультразвука.
Внизу, на улице, звинч-самка продолжает свистеть свою любовную песню. А на меня накатывает волна страха и ненависти. Положить конец этому жуткому звуку, этому гнусному похрустыванию, всей этой мерзости! На столе – открытый чемодан. Я выхватываю оттуда револьвер. Ставни хлопают о стену. Солнце освещает разом жалкий гостиничный номер, где, скованный страхом, я прожил четыре дня, не решаясь последовать за теми, кто покинул город.
Выстрелы звучат резко, звонко, почти весело в зловещей тишине покинутого пригорода. Один, два, три… Голова с чудовищным глазами разлетается на куски. Звинч-самка мертва, но я не в силах остановиться: четыре, пять, шесть – пока курок не щелкает вхолостую.
После долгих часов заточения, темноты и тишины сразу столько света, шума, действия… Страх исчез. Пахнет порохом. Наполовину съеденный звинч-самец еще подрагивает, но меня это больше не страшит, а наоборот, приводит в неистовую ярость.
Я выскакиваю из комнаты, слетаю по лестнице, раскидываю нагромождение мебели и матрацев, которыми забаррикадировал входную дверь… К брошенной машине привязана канистра… Несколько движений ножом: канистра свободна, и я обливаю бензином обоих звинчей. Десять, двадцать литров…