В начале мая - Клод Вейо

Легкий шум привлек меня к щели закрытых ставен. Так шуршит осыпающаяся земля, так хрустит слюда или раздавленная яичная скорлупа.

Вот уже два дня, как полное безмолвие воцарилось на этой улице, знакомой мне до мельчайших подробностей: разбитые витрины бакалеи напротив; вспоротые мешки, из которых по всему тротуару рассыпались сушеные овощи; полуразрушенный дом на углу, чей рухнувший на мостовую фасад обнажил внутренности квартир, и глядящая в пустоту мебель кажется нелепой декорацией; брошенные машины, одни из которых стоят вдоль тротуара, а другие оставлены, со спущенными шинами, посреди дороги; плиты тротуара и асфальт мостовой, где в неожиданном соседстве оказались дамские сумочки и узлы с бельем, детская коляска и свернутое одеяло, разрозненная обувь и швейная машина…

А ведь всего четыре дня тому назад эта улица была полна прохожих. И никому тогда не было известно, что кровать в квартире третьего этажа углового дома покрыта розовым кретоном, потому что фасад еще был на своем месте. В бакалею заходили покупатели. «Что желаете, мадам?» Ребенок пускал пузыри в коляске, швейная машина стрекотала за окном с невыбитыми стеклами, и автомобили катились по улице, не похожей еще на лоток старьевщика.

Всего четыре дня, и уже не верится, что все это было. Может, это был сон. Ходил ли я когда-нибудь, давным-давно, по солнечной улице среди себе подобных? Приходил ли я вечером к любимой женщине? Слушал ли диски? Возмущался ли дороговизной жизни? Читал ли книги? Занимался ли любовью?

Сегодня реальность – это сумрачная комната, где я забаррикадировался; запах плесени, исходящий от стен; сухари, которые я грызу, настороженно прислушиваясь, как загнанный заяц.

Сегодня реальность – это тот самый отвратительный звук, то самое тихое и безостановочное похрустывание, чье происхождение мне теперь известно. Их двое: спарились прямо под моим окном, рядом с машиной с выбитыми стеклами, и тошнотворный хруст означает всего лишь, что самка начала пожирать самца.

Много говорили, что они похожи на богомолов. Однако как ни грозен вид богомола, замершего на ветке с готовыми к удару конечностями, одного шлепка достаточно, чтобы покончить с ним, если, конечно, удастся преодолеть отвращение. Но если богомол размером с кенгуру?..

И потом: что это за богомол, способный создавать и использовать те машины, что мы увидели в первый же день, в день, когда все началось? (Или следует лучше сказать: в день, когда все закончилось?)