Егорка пролез меж колхозной оградой, вошел в ангар, в нем работали крестьяне. Осмотрелся.
–Ты чей будешь, кто такой? – спросил суровый мужской голос.
–Мой он! – мать Егорки испуганно выбежала навстречу, она обняла сына, и заплакала.
–Последний остался, сыночек, всех схоронила, – она долго его не отпускала, долго рыдала, но собравшись с силами, ослабила объятья и дала наставление.
–Уходи Егорка, я тебя не спасу, как и братиков твоих, на нас надежды нет, мы сами помрем, скоро, чувствует мое сердце. Слушайся Катю, и не мерзни. Как будет у нас все хорошо, как урожай бог даст, но я дам весточку, как-нибудь, или ты сам спрашивай добрых людей, а теперь иди, домой не ходи, а то, не дай господь, матушка на твоих глазах помрет. Уходи, ради бога уходи отсюда.
Наталья проводила Егорку до дороги, обняла напоследок, и ушла работать, рыдая.
Долго думал он, размышлял, а потом, осознав, что братьев его нет, зарыдал, и рыдал он до самого дома, пока не решил, что срамно будет кому-то попадаться на глаза со слезами, что он взрослый.
С луга он собрал полынь размолол в миске кое-как, по-детски, смешал с водой, и этой горькой вяжущей жижей накормил бабаню свою, которая сопротивлялась, но съела, и сам пожевал пару веточек.
Когда дело было кончено, Егорка не оглядываясь выбежал на улицу, и тропинкой устремился прочь от умирающего родного дома, испытывая лишь скорбь и тоску, уже понятную для такого маленького сердца.
Он поднялся на склон, с которого в последний раз улыбался живым братьям. Как много изменилось в его жизни, сколько людей ему родных покинуло его мир раз и навсегда, а он, такой хрупкий и маленький ещё жил, но ещё дышал.
Он обернулся, но сзади никого не было.
Глава 9.
Когда тишину нарушил тихий, но звенящий плачь мальчика, он пришел в себя. Уже давно стемнело, ни одной живой души не было ни на полях, ни на дорогах – они были пусты. В окнах не горел свет. Свет – дорогая роскошь, свет требовал ухода, присмотра, лучины догорели. Собаки заснули.
Ветер навеял мальчику о теплом доме.
–Попробую вернуться домой, может, мама и не хотела, что я уходил насовсем, только на чуть-чуть. Вернусь, она и рада будет, – тогда он стал искать путь обратно, через спящую деревню, в которой ему подали крохи, через поле, он вышел к реке.
Река стояла неподвижно, широко раскинувшись, ели блестела своей гладью от утренней зари. На траве поднималась роса, и плыл легкий туман, который вот-вот должен был собраться в сплошную белую стену.
